Он отогнал от себя эти размышления и, вновь переключившись на Вьянелло, услышал лишь обрывок фразы.
— …адвоката?
— Что? — переспросил Брунетти. — Простите, я задумался.
— Я говорю, будете ли вы нанимать адвоката?
Брунетти отгонял от себя эту мысль с того самого момента, как вышел из кабинета Патты. Он не хотел отвечать за поступки жены перед людьми, собравшимися в кабинете вице-квесторе, и точно так же теперь не позволял себе разрабатывать какой-либо план действий в отношении юридических последствий поведения Паолы. Он был знаком с большинством уголовных адвокатов в городе и со многими поддерживал хорошие отношения, однако отношения эти никогда не выходили за рамки профессионального общения. Он поймал себя на том, что перебирает в голове их имена, пытаясь вспомнить фамилию того, который успешно защищал обвиняемого в убийстве два года назад. Нет, не станет он сейчас об этом размышлять!
— Думаю, моей жене придется самой о себе позаботиться.
Вьянелло кивнул, встал и, не проронив больше ни слова, покинул кабинет.
Когда он ушел, Брунетти поднялся и зашагал от шкафа к окну и обратно. Синьорина Элеттра проверяла банковские счета Митри и его адвоката, которые всего лишь заявили о преступлении и предложили уладить дело так, чтобы человек, едва ли не хваставшийся тем, что его совершил, имел меньше неприятностей. Они не поленились прийти в квестуру и пытались добиться компромисса, тем самым спасая виновную от законных последствий ее поступка. А он, Брунетти, позволяет своим коллегам копаться в их финансах, то есть совершать операцию, пожалуй, столь же незаконную, как и само преступление, жертвой которого стал один из них.
У него по-прежнему не возникало сомнений: то, что сделала Паола, — незаконно. Он вдруг остановился, осознав: ведь она никогда и не отрицала, что это незаконно. Ей просто было все равно. Он всю жизнь защищал закон, а она могла вот так запросто наплевать на него, словно закон — не более чем дурацкая условность, неспособная ее остановить! И всего лишь потому, что она с ней не согласна. Брунетти почувствовал, как сердце забилось от негодования, почти от злости, которую он вот уже несколько дней вынашивал в себе. Паола действовала, повинуясь порыву, следуя каким-то своим собственным представлениям о том, что правильно, а что нет, а ему оставалось только стоять сложив руки, раскрыв рот и восхищаться благородством ее поступков, в то время как рушилась его карьера.
Брунетти поймал себя на том, что поддается унынию, начинает переживать о том, как произошедшее скажется на его положении среди руководства квестуры, на его самоуважении, и одернул себя. Ему ничего не оставалось, как удовольствоваться тем же ответом, какой он дал Митри: он не может отвечать за поведение жены.
Однако подобное объяснение не успокоило его гнева. Он снова зашагал по комнате, а когда это не принесло ожидаемого результата, спустился в кабинет синьорины Элеттры.
Она улыбнулась, увидев его.
— Вице-квесторе ушел обедать, — сообщила она и замолчала, пытаясь угадать настроение Брунетти.
— Они пошли с ним?
Она кивнула.
— Синьорина, — начал он и сделал паузу, словно подыскивая слова, — думаю, нет необходимости наводить дальнейшие справки об этих людях. — Она запротестовала было, и он продолжил, не давая возразить: — У нас нет оснований подозревать их в каких-либо преступлениях, так что, полагаю, пытаться расследовать их деятельность — неэтично. Особенно при данных обстоятельствах. — Он предоставил ей самой догадываться, что за обстоятельства имеет в виду.
Она кивнула:
— Понимаю, комиссар.
— Я не спрашивал вас, синьорина, понимаете ли вы. Я прошу прекратить расследование их финансовой деятельности.
— Да, комиссар, — произнесла она, отвернулась и уткнулась в монитор.
— Синьорина Элеттра, — позвал он спокойно. Она оторвалась от экрана, и он продолжил: — Я серьезно. Я не хочу никаких расспросов касательно этих людей.
— Понимаю вас, комиссар. — Она улыбнулась лучезарной и фальшивой улыбкой. Словно субретка в дешевой комедии, она положила локти на стол, скрестила пальцы и оперлась на них подбородком. — Это все, комиссар, или у вас есть ко мне поручения?
Брунетти не удостоил ее ответом и направился было к лестнице, ведущей наверх, к его кабинету, но вдруг решительно повернулся и вышел из квестуры. Он двинулся по набережной в сторону греческой церкви, перешел через мост и заглянул в бар, притулившийся напротив храма.