Последние отзывы

  33  

— Осень уже, — сказал я. — По-моему, вы недостаточно тепло одеваетесь.

— Только вечером холодает, — сказал Эван. — Я надену пальто.

— А вы знаете, где оно?

— Нет. Но где-то в надежном месте.

— Откуда вы знаете?

— Потому что оставил в нем стихи. — Он рассмеялся от души, не разжимая губ. — Выпейте со мной виски — пожалуйста, Хем.

— Давайте.

— Жан. — Эван встал и позвал официанта. — Пожалуйста, два виски.

Жан принес бутылку, стаканы, два десятифранковых блюдечка и сифон. Мерным стаканчиком он не воспользовался, а налил нам в стаканы больше чем на три четверти. Жан любил Эвана, а тот по выходным Жана часто ездил к нему в Монруж за Орлеанскими воротами и помогал работать в саду.

— Не надо преувеличивать, — сказал Эван высокому старому официанту.

— Два виски вам подали, а? — сказал официант.

Мы добавили воды, и Эван сказал:

— Первый глоток надо делать с чувством, Хем. Если виски правильно употреблять, нам его надолго хватит.

— Вы думаете о своем здоровье? — спросил я.

— А как же, Хем. Не поговорить ли нам о чем-нибудь другом?

На террасе больше никого не было, виски согревало нас, но для осени я был лучше одет, чем Эван: спортивная фуфайка под рубашкой, а сверху — синий шерстяной свитер французского моряка.

— Я вот думал о Достоевском, — сказал я. — Как может человек писать так плохо, невероятно плохо, и вызывать у тебя такие сильные чувства?

— Тут вина не перевода, — сказал Эван. — Толстой у нее хорошо пишет.

— Я знаю. Помню, сколько раз я пытался прочесть «Войну и мир», пока не достал перевод Констанс Гарнетт.

— Говорят, его можно улучшить, — сказал Эван. — Не сомневаюсь, что можно, хотя русского не знаю. Но переводчиков-то мы с вами знаем. Все равно роман потрясающий, по-моему, самый великий, его можно читать снова и снова.

— Знаю, — сказал я. — А Достоевского снова и снова — нельзя. В Шрунсе, когда у нас кончились книги и нечего было читать, я все равно не смог перечитывать «Преступление и наказание». Читал австрийские газеты — учил немецкий, пока не набрели на Троллопа в издании Таухница.

— Боже благослови Таухница, — сказал Эван.

Виски перестало обжигать — теперь, когда добавили еще воды, напиток был просто излишне крепким.

— Достоевский был поганец, Хем, — продолжал Эван. — Лучше всего у него получались поганцы и святые. Святые у него замечательные. Обидно, что мы не можем его перечитывать.

— Хочу еще раз попробовать «Братьев Карамазовых». Возможно, это была моя вина.

— Часть перечитать можно. Большую часть. А потом он начинает тебя злить, пусть и замечательный.

— Ну, будем считать, нам посчастливилось, что смогли это прочесть один раз, — может быть, появится перевод получше.

— Только не соблазняйтесь им, Хем.

— Не соблазнюсь. Я пытаюсь делать так, чтобы действовало на вас незаметно, и чем дальше вы читаете, тем больше набирается.

— Поддерживаю вас в этом с помощью виски Жана.

— У него из-за этого будут неприятности, — сказал я.

— У него уже неприятности, — сказал Эван.

— Почему?

— Меняют администрацию, — сказал Эван. — Новые хозяева хотят другую клиентуру, которая будет тратить деньги, и поставят здесь американский бар. Официанты будут в белых пиджаках, Хем, и их предупредили, что им придется сбрить усы.

— Они не смеют так поступить с Андре и Жаном.

— Не должны бы сметь, но поступят.

— Жан всю жизнь в усах. Это драгунские усы. Он служил в кавалерийском полку.

— Ему придется их сбрить.

Я допил виски.

— Месье, еще виски? — спросил Жан. — Виски, месье Шипмен?

Его доброе худое лицо трудно было представить себе без вислых усов, и лысое темя блестело под прилизанными прядками.

— Не надо, Жан, — сказал я. — Зачем рисковать.

— Никакого риска, — тихо сказал он нам. — У нас тут кавардак Многие уходят.

— Не нужно, Жан.

— Entendu, Messiers^[38], — громко сказал он.

Он ушел в кафе и вернулся с бутылкой виски, двумя большими стаканами, двумя десятифранковыми блюдечками с золотой каймой и бутылкой шипучки.

— Нет, Жан, — сказал я.

Он поставил стаканы на блюдечки, налил почти дополна виски и унес бутылку с остатками в кафе. Мы с Эваном прыснули немного воды в свои стаканы.

— Хорошо, что Достоевский не познакомился с Жаном, — сказал Эван. — А то спился бы до смерти.

  33