Последние отзывы

  36  

Комнаты в «Таубе» были просторные и удобные, с большими печами, большими окнами и большими кроватями с хорошими одеялами и перинами. Кормили просто, но вкусно; в столовой и в баре, обшитом деревом, было тепло и уютно. Широкая долина была открыта солнцу. Пансион стоил около двух долларов в день за троих, но австрийский шиллинг падал из-за инфляции, и комната с едой обходилась все дешевле. Такой отчаянной инфляции и нищеты, как в Германии, здесь не было. Курс шиллинга колебался, но, в общем, шел вниз.

В Шрунсе не было ни лыжных подъемников, ни фуникулеров, зато сверху по долинам шли трелевочные и скотопрогонные дороги. Ты поднимался пешком с лыжами, а наверху, где начинался глубокий снег, взбирался на лыжах с прикрепленными к ним тюленьими шкурами. Наверху долин стояли большие хижины Альпийского клуба, предназначенные для летних альпинистов; там ты мог поспать и оставить плату за использованные дрова. В некоторые ты должен был сам приносить дрова, а если отправлялся надолго в высокогорье, нанимал кого-то нести вместе с тобой дрова и провизию и устраивал базу. Самыми знаменитыми из этих высокогорных хижин были Линдауэр-Хютте, Мадленер-Хаус и Висбаденер-Хютте.

Позади гостиницы «Таубе» был своего рода тренировочный склон, где ты скатывался среди фруктовых садов и полей, и еще один хороший склон за Чаггунсом, на другой стороне долины, где был красивый трактир с прекрасной коллекцией рогов серны на стенах питейного зала. От поселка лесорубов Чаггунса на дальней стороне долины хорошие склоны для катания тянулись до самого верха, а перевалив через хребет Сильвретта, ты попадал в район Клостерса.

Шрунс был чудесным местом для Бамби, которого вывозила в санках на солнышко молоденькая красивая черноволосая няня; Хэдли и я тем временем знакомились с новой страной, новыми деревнями и очень дружелюбными горожанами. Герр Вальтер Лент, пионер горнолыжного спорта и в прошлом партнер великого арльбергского лыжника Ханнеса Шнайдера, составлявший лыжные мази для подъема и разных температур и видов снега, открыл горнолыжную школу, и мы оба записались. Система Вальтера Лента состояла в том, чтобы как можно быстрее уйти с учебных склонов в высокогорье. Горнолыжный спорт отличался от сегодняшнего, спиральные переломы еще не стали обыденностью, перелом ноги был слишком дорогим удовольствием. Не было лыжных патрулей. Откуда ты хотел скатиться, туда ты должен был подняться и скатиться мог лишь столько раз, сколько взобрался на своих двоих. И ноги становились такими, какие не подведут при спуске.

Вальтер Лент считал, что самое интересное в лыжном спорте — забраться в горы как можно выше, где никого нет, где никто не прокладывал лыжню, и переходить из одной хижины Альпийского клуба в другую через высокие перевалы и альпийские ледники. Крепления должны быть такие, чтобы ты не сломал ногу, если упадешь. Лыжа должна слетать легко, чтобы дело не дошло до перелома. А больше всего он любил спуск на ледниках без страховочной веревки, но с этим надо было подождать до весны, когда трещины надежно закроет снег.

Мы с Хэдли полюбили лыжи сразу, впервые встав на них в Швейцарии, а потом в Кортина-д'Ампеццо в Доломитовых Альпах, — там ожидалось рождение Бамби, и врач в Милане разрешил ей продолжать кататься, если я пообещаю, что она не будет падать. Поэтому надо было тщательно выбирать рельеф и трассу и ездить очень аккуратно, но у нее были удивительно сильные красивые ноги, она прекрасно держалась на лыжах и ни разу не упала. Так же как не падала потом, когда спускалась по ледникам без страховки. Снег в любом состоянии стал нам привычен, и мы научились ездить по глубокому рассыпчатому снегу.

Мы полюбили Форарльберг и полюбили Шрунс. Уезжали туда около Дня благодарения и оставались почти до Пасхи. Кататься на лыжах можно было постоянно; правда, Шрунс располагался низко и снега там хватало только в самую снежную зиму, а в остальное время надо было подниматься наверх. Подъем тоже был удовольствием, никто на это не сетовал. Выбираешь определенный темп, меньше того, на какой ты способен, — и тебе легко, сердце работает ровно, ты гордишься весом своего рюкзака. Часть подъема к Мадленер-Хаусу была крутая и очень неровная. Но уже во второй раз восхождение давалось легче, а потом ты легко поднимался с вдвое более тяжелым рюкзаком.

Нам все время хотелось есть, и каждая еда была большим событием. Пили светлое или темное пиво и молодые вина, иногда прошлогодние. Белые были лучше всего. Кроме того, был чудесный кирш, который гнали в долине, и шнапс из корней горечавки — Enzian Schnapps. Иногда на ужин мы ели тушеного зайца в соусе из красного вина, иногда оленину с каштановым соусом. С ней мы пили красное вино, хотя оно было дороже белого, и самое лучшее стоило двадцать центов литр. Ординарное красное было гораздо дешевле, и мы брали с собой бочонок в Мадленер-Хаус.

  36