Широко распахнув глаза, она спустилась с постели, бесшумно, чтобы не разбудить Люси, и торопливо оделась. Нынче Лев покидает Лоренкорт, и ей нужно повидать его напоследок.
В парадном зале царил полумрак. Люди ее отца еще спали, но никого из «черной стражи» уже не было. Девушка потихоньку пробралась к конюшням. До первых лучей солнца было еще с полчаса.
Лайонин стояла у двери, не сводя глаз с темного здания.
– Моя Львица рано встает, – раздался низкий голос. Теплое дыхание послало по ее телу дрожь удовольствия.
Лайонин обернулась и одарила его сияющей улыбкой:
– Как и мой Лев.
– Поосторожнее с улыбками, Львица, иначе я найду нам подходящее логово, – многозначительно заявил он.
Девушка прикрыла рот ладонью, заглушая невольный смешок, и только сейчас увидела Джеффри с уздечкой в руках.
– Ты тоже едешь?
Джеффри сразу заметил сдвинутые брови брата, но ничуть не испугался. Наоборот, посчитал, что сейчас самое время подшутить над столь внезапной ревностью. Лайонин посмотрела в голубые глаза будущего деверя. По-своему он тоже красив, с белокурыми локонами и длинными ресницами. Она с интересом наблюдала, как он поднимает ее вялую руку и целует ладонь. Глаза юноши сверкнули.
– Можно поцеловать тебя на прощание?
Сжав ее нежные плечи, он с открытой насмешкой посмотрел на Ранулфа и слегка коснулся губами уст Лайонин. Поцелуй показался ей сладостным и приятным. Отстранившись, Джеффри отошел и стал запрягать коня. Лайонин увидела, как он ловко вскочил в седло.
– Брат, почему ты медлишь? Целуй леди Лайонин, и вперед! Он выехал во двор, оставив Лайонин и Ранулфа наедине. Сердце девушки тревожно забилось при мысли о поцелуе Льва. Она повернулась к нему. Лица обоих были серьезны. Большая рука зарылась в ее волосы, и он рывком притянул ее к себе. Она порывисто обняла его и инстинктивно раскрыла губы, прижимаясь к нему бедрами. Он почти отшвырнул ее от себя, и она прислонилась к стене, тяжело дыша.
– Ты слишком многого ожидаешь от меня. Лучше мне уйти, – хрипло выговорил он. – Скажи матери, чтобы берегла тебя.
– Ты не забудешь меня?
– Никогда, моя Львица. Я не могу думать ни о ком другом.
– Я тоже, – всхлипнула она.
Он поцеловал ее мокрые от слез ресницы и уехал. Лайонин не знала, сколько простояла у стеньг, и, хотя, когда возвращалась в замок, солнце уже поднялось, для нее вокруг стоял непроглядный мрак.
Глава 4
Мелита заметила несчастное личико дочери, едва та вошла в парадный зал. Понятно, в чем дело: будущий зять уехал, и теперь Лайонин предстоит трехнедельное ожидание.
Мелита вздохнула. Для девочки это целая вечность, но у нее не будет свободного времени до приезда Ранулфа. Прежде всего следует сшить подходящую одежду. И хотя приданое Лайонин не слишком велико, Мелита была исполнена решимости одеть дочь, как подобает графине.
Она немедленно отправилась на поиски Уильяма, у которого хранился ключ от всех богатств Лоренкорта.
Уильям немного пожаловался на обстоятельства, однако согласился с женой. Из темной холодной комнаты были принесены драгоценности и меха, атлас, шелка, бархат и тонкое сукно. Лайонин ахнула при виде такой красоты, боясь неправильно раскроить и испортить ткани.
Целых три недели она, мать, Мег, Гресси и Люси шили, не разгибая спин. На кайме одной из туник они вышили зеленым шелком крошечных львов и заполнили силуэты овечьей шерстью, чтобы животные получились выпуклыми. Каждый лев был обшит каймой из мельчайших речных жемчужин.
Особое внимание уделялось подвенечному наряду: очень узкой тунике из оранжевой венецианской парчи, рукава которой были скреплены рядом маленьких пуговок, от запястья до локтя. Бесшовное сюрко из рыжевато-коричневого бархата было скроено так, чтобы как можно выгоднее показать груди и бедра Лайонин. Накидка из зеленой сицилийской парчи дополняла наряд. Светло-зеленый феникс, готовый вот-вот рассыпаться в пламени, был выткан на более темном фоне. Капюшон и плащ были подбиты кроличьим мехом цвета весенней травы.
Лайонин очень жалела, что не догадалась снять мерки с жениха для плаща, который хотела сшить ему в подарок к свадьбе. Пришлось ограничиться двумя золотыми чашами. Она не заметила, как побледнел отец, когда послали за ювелиром, согласившимся превратить четыре бесценные золотые тарелки в усыпанные драгоценными камнями кубки на длинных ножках. Девушка с наслаждением прислушивалась к бесконечному стуку молоточков ювелира и его подмастерья, когда они оббивали железные шары золотыми пластинами, чтобы придать им форму чаши. Она твердо верила, что каждый удар приближает день ее свадьбы.