– Понять не могу, как это леди вашего положения занимается черной работой. Никогда не думала, что дама… впрочем, вы ведь дочь барона, верно?
– У меня нет времени выслушивать ваши оскорбления. Если у вас есть что сказать, говорите, только побыстрее.
– Похоже, я никак не могу вам угодить. Я просто гуляю по саду, наслаждаясь видом цветочков и перебирая сладостные воспоминания.
– Миледи Лайонин! – окликнула Кейт. – Вам нельзя быть на солнце. Люси беспокоится, что вы повредите младенцу.
Лайонин молча пошла за ней на кухню, зная, что Амисия туда и носа не сунет.
– Леди Лайонин, если бы ваша матушка видела, как вы трудитесь, да еще в таком положении! – упрекнула Люси.
Ах, если бы только рядом была мать! Она знала бы, что делать!
– А лорд Ранулф, – продолжала Люси, – наверняка рассердился бы, узнав, что вы держали младенчика на солнце!
Лайонин почти швырнула на стол кружку с элем.
– Лорд Ранулф! У меня уже в ушах звенит от этого имени! Я рожу ребенка, которого он так жаждет, но при этом не обязана давать приют его любовницам!
– О чем это ты, дитя? У лорда Ранулфа нет любовниц! В жизни не видела, чтобы мужчина так любил жену. Он тебя обожает!
– О, Люси! – всхлипнула Лайонин и, прижавшись к толстой старухе, которая всегда была рядом, зарыдала на обширной груди.
– Пойдем-ка наверх. Тебе нужно лечь.
Лайонин оперлась об ее руку и позволила раздеть себя и уложить в постель. Люси погладила чересчур теплый лоб и, заметив черные круги под глазами, шепнула:
– Расскажи, что тревожит тебя. Люси никому не скажет.
– Он не любит меня и никогда не любил.
– Как ты можешь такое говорить! Он не отходит от тебя! Может, его письмо тебя опечалило?
– У него есть другие женщины.
– Милая, все мужчины изменяют женам. Но это не означает, что муж тебя не любит.
В ответ на это Лайонин заплакала еще горше.
– Спи, дитя мое, и боль утихнет.
Постепенно Лайонин успокоилась и заснула. Но сон то и дело прерывался. А проснувшись и увидев пустую постель и ни одной души в комнате, она почувствовала себя совсем плохо.
Следующие несколько дней Лайонин всячески избегала Амисии: ела в комнате и не выходила в солар, как пленница в собственном доме.
– Она уехала, миледи! – сообщила Кейт, вбегая в спальню.
– Уехала? Кто именно?
– Та женщина, француженка. Утром прибыл гонец с пи'сь-мом для нее. Она немедленно приказала оседлать коня и умчалась. Но с собой ничего не взяла. Как по-вашему, она не вернется?
При мысли об избавлении от ненавистной соперницы сердце Лайонин забилось сильнее.
– Не знаю. Чей флаг был у гонца?
– Мальвуазена, Черного Льва. Лайонин почувствовала, что бледнеет.
– Ты видела письмо, Кейт?
– Да, оно и сейчас лежит на постели, только я не умею читать.
– Принеси мне.
Лайонин дрожащими руками развернула свиток. Письмо было коротким. Всего четыре слова.
«Приезжай ко мне.
Ранулф».
Свиток вывалился у нее из рук и упал на пол.
– Миледи! Миледи! – всполошилась Кейт и побежала за вином. – Выпейте скорее.
Лайонин почти давилась сладким напитком. Значит, это правда. Каждое слово! Она узнала размашистый почерк Ранулфа и оттиснутую на воске печать. Эта печать находилась у графа, и он никогда и никому не передавал ее.
Амисии не было три дня. Три дня адских мучений для Лайонин. Слезы у нее давно иссякли, так что даже плакать она не могла. Кейт ухаживала за ней, но она почти ничего и никого не замечала. Люси попыталась было утешить ее, говоря, что ни один мужчина не стоит таких страданий и что она тоже была потрясена, когда первый муж завел себе любовницу, но все же продолжала жить и даже вышла замуж второй раз.
За это время прибыло еще одно письмо от Ранулфа, но ответ Лайонин был коротким и сухим и содержал только отчет о событиях в Мальвуазене.
– Что с вами, леди Лайонин? Вы больны? У вас такой усталый вид! – пропела вернувшаяся Амисия, когда Лайонин вышла в зал. – Клянусь, нет ничего лучше свежего деревенского воздуха, чтобы вернуть румянец на щеки, хотя летом в шатре немного душно, не находите?
Лайонин молча прошла мимо и покинула дом. Конюх, больше не пугавшийся Лориэйджа, с тех пор как она научила его обращаться с конем, оседлал вороного, и она помчалась как ветер, радуясь возможности побыть одной. Она сама не заметила, как очутилась в долине, том памятном и милом месте, где сообщила Ранулфу о будущем ребенке. Тогда жизнь улыбалась ей, но это счастье больше не повторится.