Туристы у нас бывали даже в те времена; правда, тогда их было немного, не сравнить с нынешними ордами. Обычно они прибывали с Земной стороны, останавливались на неделю в гостинице, а затем на том же самом корабле отправлялись обратно. Большей частью они, потратив день или два на то, чтобы «полюбоваться видами», что включало в себя непременную вылазку на поверхность — глупость, которую совершает каждый турист, — начинали проводить время за азартными играми. Большинство селенитов их просто игнорировало и предоставляло им возможность сходить с ума так, как им заблагорассудится.
Один из парней — самый старший, лет восемнадцати, — спросил меня:
— Где судья?
— Не знаю. Его здесь нет.
Он растерянно закусил губу.
— Что стряслось? — спросил я.
— Мы собираемся ликвидировать вот этого типа, — ответил он серьёзно. — Но мы хотим, чтобы это решение было подтверждено судьёй.
— Поищите в окрестных пивнушках.
— Послушайте, — сказал мальчик лет четырнадцати. — Вы, случаем, не господин О'Келли?
— Верно.
— Почему бы вам не рассудить это дело?
На лице старшего появилось выражение облегчения.
— Вы сделаете это?
Я заколебался. Конечно, мне и раньше приходилось иногда выступать в роли судьи. А кому не приходилось? Но я не из любителей брать на себя ответственность. Однако меня обеспокоило то, что молодые люди говорили о ликвидации туриста. Такое непременно вызовет толки.
Я обратился к туристу:
— Вы согласны, чтобы я выступал в качестве судьи?
Он выглядел удивлённым.
— А что, у меня есть какой-то выбор?
— Конечно, — сказал я терпеливо. — Никто не вправе ожидать от меня того, что я стану вмешиваться, если вы не готовы принять мой вердикт. Но никто вас не неволит. Речь ведь идёт о вашей, а не о моей жизни.
Он выглядел удивлённым, но не испуганным. В его глазах вспыхнул огонёк.
— Вы сказали, что речь идёт о моей жизни?
— Вне всяких сомнений. Вы же слышали, парни сказали, что они собираются вас ликвидировать. Но возможно, вы предпочтёте дождаться судью Броуди?
Он не колебался ни минуты. Улыбнулся и сказал:
— Я принимаю вас в качестве судьи по моему делу, сэр.
— Как вам угодно. — Я посмотрел на старшего из парней. — Кто предъявляет претензии? Только ты и твой юный друг?
— Нет-нет, судья. Мы все.
— Я ещё не судья. — Я оглядел их. — Все ли вы просите меня стать вашим судьёй?
Все закивали; ни один из них не сказал «нет». Вожак повернулся к девушке и добавил:
— Тиш, будет лучше, если ты сама скажешь. Ты принимаешь О'Келли в качестве судьи?
— Что? О да, конечно!
Она была безвкусной маленькой дешёвкой — смазливой пышнотелой пустышкой лет примерно четырнадцати. Девицы такого сорта предпочитают не замужество, а роль королевы в банде стиляг. Самих стиляг я не виню — по коридорам они шляются только потому, что на Луне недостаточно женщин. Они целыми днями работают, а домой им по вечерам возвращаться не к кому.
— Хорошо, вы все согласны принять меня судьёй по этому делу и теперь обязаны повиноваться моему вердикту. Давайте-ка урегулируем вопрос с оплатой. На какой цифре вы, ребята, согласны остановиться? Пожалуйста, имейте в виду, что я не собираюсь выносить приговор о ликвидации за какие-нибудь гроши. Так что гоните деньги, или я просто-напросто отпущу его.
Вожак заморгал; затем парни сбились в кучу. Спустя некоторое время он повернулся ко мне и сказал:
— У нас не так уж много денег. По пять гонконгских долларов с каждого вас устроит?
Их было шестеро.
— Нет. Вам не следует даже заикаться о том, чтобы за такие деньги выносили приговор о ликвидации.
Они снова сбились в кучу.
— Судья, пятьдесят долларов. Пойдёт?
— Шестьдесят. По десятке с носа. И ещё десятка с тебя, Тиш, — обратился я к девице.
Она взглянула на меня с удивлением и негодованием.
— Давай, давай! — сказал я. — Бзавнеб.
Она моргнула и полезла в сумочку. У неё были деньги; у девиц такого сорта деньги есть всегда.
Я собрал семьдесят долларов и положил их на стол. Затем обратился к туристу:
— Вы в состоянии выложить столько же?
— Простите?
— Ребята заплатили семьдесят долларов Гонконга за судебное разбирательство этого дела. Вы должны выложить такую же сумму. Если вы не в состоянии сделать это, откройте кошелёк, и пусть все убедятся, что у вас нет денег. В этом случае вы останетесь должны мне. Но свою долю вы заплатить обязаны. За смертный приговор — это очень немного.