— А буйвол просто красавец, не правда ли? — подхватила она.
— Да, замечательный, хоть и молодой еще. Мы пытались сфотографировать зверя, но у нас был только маленький ящичный аппарат, да и затвор заклинился, что вызвало ожесточенные пререкания. А день тем временем угасал, и я стал нервничать, в раздражении читал всем нотации, бранился, досадуя, что нельзя сфотографировать добычу. Человек не может долго оставаться на грани такого возбуждения, какое я испытал сегодня; убив живое существо, пусть всего лишь буйвола, он внутренне весь как-то сжимается. Не такое это чувство, чтобы им можно было делиться с окружающими, и я, выпив воды, сказал жене только, что сожалею о своем поведении. Она отозвалась: «Ладно, все в порядке», — и я почувствовал, что все действительно снова пришло в порядок. Стоя рядом, мы глядели, как М'Кола свежует голову буйвола, и чувствовали нежность друг к другу, и все стало понятно — недоразумение с фотоаппаратом и остальное. Я выпил виски, но оно показалось мне безвкусным и нисколько меня не опьянило.
— Дайте мне еще, — сказал я. Вторая порция подействовала.
В лагерь нас повел тот самый туземец, за которым якобы гнался носорог, а Друпи остался — ему нужно было освежевать голову буйвола и вместе с другими, разрубив тушу, подвесить куски на деревьях, чтобы они не достались гиенам. Проводники боялись идти в темноте, и я разрешил Друпи оставить у себя мое ружье. Он сказал, что умеет стрелять. Я вынул патроны, поставил затвор на предохранитель, протянул ружье Друпи и предложил ему выстрелить. Он приложился, зажмурил не левый, а правый глаз и рванул спуск, потом еще и еще. Тогда я показал ему, как обращаться с предохранителем, заставил поупражняться и несколько раз щелкнуть затвором. В то время как Друпи пробовал стрелять из ружья, поставленного на предохранитель, М'Кола смотрел на него свысока, а Друпи под его взглядом весь как-то съежился. Я оставил ему ружье и две обоймы, и они занялись мясом, а мы в сумерках двинулись за проводником по следу второго буйвола, на котором не было ни капли крови, до вершины холма, а оттуда к лагерю. Мы карабкались по склонам, переходили ущелья, спускались в овраги и наконец достигли главной гряды, которая в полумраке казалась темной и холодной; луна еще не взошла, и мы брели во тьме, изнемогая от усталости. Один раз М'Кола, который нес тяжелое ружье Старика, а также фляги, бинокли и сумку с книгами, крикнул проводнику, быстро шагавшему впереди, какую-то фразу, прозвучавшую как брань.
— Что он сказал? — спросил я у Старика.
— Сказал, чтобы проводник не очень-то показывал резвость своих ног, потому что среди нас есть пожилой человек.
— Кого он имел в виду — себя или вас?
— Наверное, обоих.
Наконец над бурыми холмами взошла дымно-красная луна, и мы прошли через мерцавшую тусклыми огоньками деревню, мимо наглухо закрытых глиняных хижин, возле которых пахло хлевом, а потом перешли ручей и двинулись вверх по голому склону, туда, где перед нашими палатками горел костер. Ночь была холодная и ветреная.
Утром мы снова отправились на охоту, около родника напали на след носорога и прошли по этому следу через всю местность, похожую на плодовый сад, до самого ручья, круто спускавшегося в каньон. Было очень жарко, и тесные сапоги, как и накануне, натерли ноги моей жене. Она не жаловалась, но я видел, что ей больно. Все мы испытывали сладостную, умиротворяющую усталость.
— Черт с ними, с этими носорогами, — сказал я Старику. — Буду стрелять, только если встретится очень крупный. А такого, пожалуй, не найдешь и за неделю. Хватит с нас и того, которого я уже убил, уйдем отсюда и отыщем Карла. На равнине можно поохотиться на сернобыков, добыть шкуры зебр, а там подумать и о куду.
Мы сидели теперь под деревом на вершине холма, откуда видна была вся окрестность — ущелье, спускавшееся к долине Рифт-Велли, и озеро Маньяра.
— Хорошо бы взять носильщиков с легким багажом и поохотиться в той долине и вокруг озера, — сказал Старик.
— Отличная мысль! А грузовики подождут нас в… как бишь называется это место?
— Майи-Мото.
— Почему бы нам в самом деле не сделать так? — заметила Мама.
— Спросим у Друпи, что представляет собой эта долина.
Друпи не знал, но один из местных жителей сказал нам, что долина каменистая и почти непроходима в том месте, где река низвергается в ущелье. Он уверял, что с багажом там не пройти. Пришлось отказаться от этого плана.