– Я беспокоилась из-за вас, а вы сидите тут и надираетесь к компании парочки шлендр и…
– Не так быстро! – воскликнул он, – а то слишком много незнакомых слов! Да поглядите, поглядите-ка только на звезды, хорошенькая вы моя Дуглесс!
– К вашему сведению, если вы сами не удосужились заметить, я вымокла насквозь и замерзла! – сообщила она и, как бы дополнительно подчеркивая сказанное, громко чихнула.
Он вновь подхватил ее на руки.
– Да опустите же меня! – потребовала она.
– Но вы же замерзли, а мне тепло! – откликнулся он, как если бы это решало дело. – Стало быть, вы беспокоились обо мне, да?
Прильнув к нему, она уже готова была признать свое поражение, и потом, он и впрямь был такой теплый!
– Я вам наговорила кучу всяких неприятных вещей, – бормотала она, – и я очень, очень прошу меня извинить! На самом деле, вы, конечно же, никакое не бремя для меня!
Взирая на нее сверху вниз, он улыбнулся ей:
– Так значит, причиной вашего беспокойства явилось то, что я вышел из себя, верно?
– Нет, это не так: обнаружив, что вы ушли, я подумала, что вы можете попасть под автобус, или под поезд, или еще под что-то! И я испугалась при мысли о том, что вы, быть может, ранены!
– Так у меня, по-вашему, совсем отсутствует «пиа матер», да?
– Что-что?! – переспросила она.
– Ну, мозги то есть. Я что, дураком вам кажусь?
– О нет, конечно же, нет! Просто вы совсем не знаете, как нес в нашем мире устроено – только и всего!
– Да?! Ну, а кто же из нас двоих мокрый, а кто сухой?
– Мы оба мокрые, потому что вы продолжаете держать меня на руках, – несколько чопорно ответила она.
– Так вот, – откликнулся он, – я, к вашему сведению, разузнал все, что нам требовалось, и завтра же мы отправимся в Гошок!
– И каким же это образом и у кого вам удалось что-то узнать? Должно быть, у тех бабенок, да? Вы что, поцелуями из них это вытянули? – ехидно спросила она.
– А вы, Монтгомери, ревнуете, что ли?
– Нет, Стэффорд, я не собираюсь ревновать! – отозвалась она и подумала, что гипотеза, предложенная Буратино-Пиноккио, неверна: нос ее и ни капельки не удлинился, хоть она и солгала! – Ну, и что же вы выяснили? – не выдержала она.
– А то, что Гошоком владеет Дики Хэарвуд! – с готовностью ответил он.
– Но разве он не женился на вашей матушке? – спросил. она. – Или он столь же стар, как вы?!
– Берегитесь! – откликнулся он. – Не то я покажу вам, на сколько я стар! – И, подбросив ее на руках, спросил:
– Уж не слишком ли я вас раскормил?
– Скорее уж вы ослабели – и все из-за того, что волочитесь за каждой встречной женщиной! А это, знаете ли, лишает мужчину силы! – парировала Дуглесс.
– Что до моей силы, то ей нету равных! – воскликнул он и чуть погодя сказал:
– Так о чем это я вам рассказывал?
– О том, что Дики Хэарвуд все еще является владельцем Гошока.
– Да. И завтра поутру я намерен повидаться с ним. А что такое «уик-энд»?
– Уик-энд означает конец рабочей недели – время, когда все куда-нибудь отваливают. Но вы же не можете вот так за просто взять да и поскакать к обиталищу лорда?! Надеюсь, ВЫ не воображаете, что вас пригласят туда на уик-энд?!
– Это что, рабочие, что ли, отваливают? Да у вас тут, похоже, вообще никто не работает! Я не видел ни земледельцев на полях, ни кого-либо за плугом. Теперешний народ только бродит по магазинам да машины водит!
– У нас – сорокачасовая рабочая неделя, а для пахоты есть трактора! Но, Николас, вы мне так и не ответили! Что именно вы намерены делать? Не можете же вы и вправду сообщить этому Хэарвуду, что я, мол, явился сюда прямиком из шестнадцатого столетия! Такого ведь вы никому не расскажете, даже этим бабенкам из бара! – И, подергав за ворот его сорочки, она добавила:
– Вы же погубили свою рубашку! Губная помада ведь не отстирывается!
Ухмыляясь ей и вновь подбрасывая ее на руках, он воскликнул:
– А вот на вас так совершенно нет губной помады! Отворачивая от него лицо, она сказала:
– Давайте не будем начинать это снова! Лучше расскажите-ка мне об этом Гошок-холле!
– Им все еще владеет семейство Хэарвудов, и они туда ездят на этот… как его?.. энд?..
– На уик-энд, – подсказала Дуглесс.
– Точно: на уик-энды! И еще… – Тут он покосился на Дуглесс. – Еще там и Арабелла тоже.
– Арабелла? – удивилась она. – Но какое отношение может ко всему этому иметь Арабелла, живущая в двадцатом веке?!
– Но моя Арабелла была дочерью Дики Хэарвуда, и, похоже, Дики Хэарвуд вновь обретается в Гошок-холле, и у него и теперь есть дочь по имени Арабелла, возраст которой – тот же, что был у той моей Арабеллы, когда мы…