— Вот оно что… — Юханссон не знал, как реагировать. Не спрашивать же, что у него за подруга.
— Славная женщина, — словно прочитав его мысли, сообщил Перссон. — Она финка. Работает в социальной службе, помогает по дому старикам и инвалидам, хотя скоро уйдет на пенсию. Мы подумываем, не купить ли домик в Испании.
— Да, там, кажется, потеплее…
Перссон в Испании, подумал он. Откуда что берется?
— Я этого и боюсь, — вздохнул Перссон.
Они выпили, поели, сварили кофе и перешли в гостиную поговорить.
— Ты хороший мужик, Юханссон, — сказал Перссон и кивнул на пузатую коньячную рюмку. — Очищенная и «Грёнстедт». Тебя можно посылать в магазин без опаски, — заверил он. — Чем могу быть полезен?
— Меня интересует западногерманское посольство, — решительно приступил Юханссон. Лучше сразу закончить с делами, а потом можно будет повспоминать добрые старые времена.
— Если ты имеешь в виду апрель семьдесят пятого, это было еще до того, как я пришел в СЭПО. Я тогда работал в основном по ворам. Знаешь, такие обкуренные татуированные идиоты, они только и делали, что лазили по квартирам.
— А потом? — спросил Юханссон. — Когда ты пришел в СЭПО?
Он даже не спрашивает, почему я этим интересуюсь, подумал он.
— Я занимался этим делом в конце восемьдесят девятого. В самом конце, в декабре.
Юханссон молча кивнул. Перссон был не из тех, кого можно поторапливать.
— В связи с убийством. Берг попросил проверить Челя Иорана Эрикссона, убитого тридцатого ноября. В тот день, когда эти чертовы юнцы чуть не спалили город по случаю годовщины смерти Карла XII. — Перссон покачал головой и сделал приличный глоток коньяка.
— А почему Берг им заинтересовался?
— Потому что убийство было связано с посольством. Я, впрочем, не знаю, что тебе известно…
— Кое-что известно, — кивнул Юханссон, ожидая продолжения.
— Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что этим сукиным детям кто-то помогал. Кто-то из наших молодых дарований…
— А откуда всплыл Эрикссон?
— Он же был одним из тех, кто помогал немцам. — Перссон, казалось, немного удивился вопросу. — Это-то Берг вычислил сразу, как он сказал. Хороший был полицейский, Эрик Берг. В то время… — Перссон ухмыльнулся. — До того, как стал светским господином, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Юханссон тоже улыбнулся. — Я очень хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он даже с большим нажимом, чем собирался.
— Ты, наверное, удивляешься, почему Эрикссон не загремел в кутузку? — спросил Перссон.
Он определенно умел читать мысли. — Эрикссон и его верные друзья?
— Да. Почему?
— Удивляешься… — Перссон вздохнул. — Это было еще до меня, так что тебе лучше спросить Берга, но…
— Я спрашиваю тебя.
— Я все знаю, — грустно сказал Перссон. — Жена Эрика звонила перед твоим приходом.
— Как с ним?
— Он умирает, — ответил Перссон, — вот так с ним, раз уж ты спрашиваешь… По мне бы жил да жил. Шестьдесят пять — не возраст умирать.
Нет, подумал Юханссон, шестьдесят пять — не возраст. Особенно если тебе уже перевалило за пятьдесят, как ему самому… Или шестьдесят семь, как коллеге Перссону в кресле напротив.
— Так вот, о причинах, по которым Эрикссона и его приятелей оставили на свободе. Я, знаешь, полицейский, и в политике никогда силен не был, но раз уж ты меня спрашиваешь… — Перссон замолчал, покачивая головой, и подлил в рюмки коньяку.
— Ты просматривал материалы следствия по убийству, — напомнил Юханссон. — Почему?
— Если уж ты спрашиваешь, — задумчиво продолжил Перссон, как будто и не прерывался, — могу только сказать, что я просматривал материалы по той же причине, по какой мы оставили малыша Эрикссона на свободе, а не сунули за решетку за содействие в теракте.
— Что же за причина?
— Видишь ли, это было бы малоприятно не только для Эрикссона, потому что он работал и на нас. Помогал, среди прочего, держать в поле зрения этих ошалевших студентов, которым уже было мало швырять помидоры в таких, как ты и я.
Получается, что я был прав, подумал Юханссон. Эта мысль пришла мне в голову, когда я садился в такси.
Потом они поговорили о деятельности Эрикссона — осведомителя тайной полиции. Эрикссон активно стучал с конца шестидесятых до середины семидесятых.