— Все в порядке, не вставай, — послышался сзади меня спокойный мужской голос. Сильная рука хлопнула меня по плечу. — А это, должно быть, Мо Прейгер.
Я обернулся и увидел красивого мужика лет пятидесяти, серебристо-седые волосы аккуратно зачесаны назад, живые голубые глаза, хорошо очерченный рот, белые зубы и острый подбородок. На нем был шерстяной темно-серый костюм, темно-бордовый шелковый галстук в крапинку, такой же платок в кармашке и светло-розовая рубашка. Рука, лежавшая на моем плече, когда-то была лапищей работяги, но теперь познакомилась с маникюром. Ногти были отполированы до блеска, как дорогой автомобиль. На безымянном пальце — два кольца: обручальное и ирландское, символ взаимной любви.
Элегантный ирландец отпустил мое плечо и сказал:
— Джо Донохью. Возможно, вы слышали мое имя.
Джо Донохью был легендарной личностью. Коп, удостоенный высших наград, дважды раненный при исполнении служебных обязанностей, он продвигался по служебной лестнице Полицейского управления Нью-Йорка быстрее, чем это удавалось всем остальным в прошлом и настоящем. Уйдя в отставку, он сколотил небольшое состояние в частном секторе, а недавно вновь возник в общественной жизни как главный советник мэра по делам полиции. Прошел слух, что он собирается принять участие в следующих выборах мэра. Совсем недавно его имя мне называл Рико. Поговаривали, что Джо Донохью был той самой «рукой» Фрэнсиса Малоуни в мэрии. Я пожал руку легенде.
— Prego, Alfonso, tre expressos. — Донохью обратился к официанту по имени и протянул ему новенькую двадцатку. — А потом оставьте нас, хорошо?
Альфонсо, поломавшись для вида, взял купюру. Маленький спектакль Донохью с чаевыми для официанта не ускользнул от моего взгляда. Обрати внимание, Прейгер, это серьезно. В конце концов, они всегда берут деньги.
— Итак, — сказал он, после того как официант принес кофе и бутылку анисовки, — кажется, мы вас недооценили. Со мной это редко случается.
— Сейчас мне полагается поцеловать кольцо? — поинтересовался я.
— Ловкий человек и на язык острый. Рико не сказал мне, что вы такой смелый.
— Он не знал. Смелость — она же вроде волшебного напитка из телевизионной рекламы «Просто добавь воды!».
Рико чувствовал себя слишком неуверенно, чтобы смеяться. Донохью коротко хохотнул и снова заговорил серьезно:
— Ну, вы уже продемонстрировали мне свою крутизну, можно теперь поговорить о деле? — Это был риторический вопрос. — Вы разозлились, что вас использовали. Но с этим легко смириться. Больше всего меня впечатлило то, что вы все поняли, но не стали ныть, а повернули ситуацию в свою пользу. От бедного старого Фрэнсиса отделались — но без крови. Я год пытался заставить его отойти от сбора средств. Как вы добились, чтобы этот упрямый…
— Сначала ответьте на один вопрос, хорошо?
Рико смотрел по сторонам и с видом мученика жевал свою верхнюю губу. Боже, Донохью совсем его приручил! Мне захотелось напомнить ему, что он не папа римский, а просто честолюбивый коп.
— Вы заработали это право, — сказал Донохью.
— Я считал, что вы с Малоуни близкие друзья, зачем понадобилось втаптывать его в грязь?
— Мы были близки, — тут же ответил Донохью. — Дружили с начальной школы. Надежный человек Фрэнсис Малоуни и чертова денежная машина. Думаю, каждый человек, получивший должность в округе Датчесс с тех пор, как там стал распоряжаться Малоуни, платил «церковную десятину» партии. Никели и даймы накапливались. И он удивительно проницателен, хоть и неотесан. Знает, как все сделать, на какие чувства давить. Неужели вы верите, что все эти благотворители, которые выбирали Патрика, действовали из сентиментального расположения?
— Но…
Донохью нахмурился:
— Малоуни стал обузой.
— Потому что ненавидит черных, евреев, пуэрториканцев, восточных и…
— Да, мистер Прейгер. Судя по всему, вы тоже вкусили его «обаяния». Он всегда был немножко подонком, но после трагической смерти Фрэнсиса-младшего стал совсем невозможным. До недавнего времени отсутствие манер у Фрэнсиса никого не волновало, главным были деньги, которые он помогал получать. Это источник жизненной силы политической партии. Но времена изменились, и кандидатам требуется поддержка всего населения. Вы не можете себе позволить изолировать целые группы только потому, что вам не нравится, как они одеваются или молятся.
Я поаплодировал.