Тайрон Брайсон
Умер 7 августа 1978 года.
Человеку, пожелавшему совершить перед смертью
правильный поступок и совершившему его.
Вечный покой тебе и таким, как ты
Фрэнсис Малоуни-старший умер во сне 12 сентября 1997 года. Кэти и Сара очень переживали, а я хоть и не плясал от радости, но был рад, что фарсу конец. Многолетняя лояльность сделала свое дело. Но передышка длилась недолго.
Среди прочего Кэти унаследовала содержимое банковской ячейки: ценные бумаги, драгоценности и конверт, адресованный нам обоим. В конверте была записка и квитанция на вещь, хранившуюся в холодильнике. В записке Малоуни просил сразу же забрать ее. «Наверное, мамино свадебное платье», — высказала предположение Кэти. Мне показалось, что она угадала. Увы…
Синяя парка Патрика, выглядевшая точно так же, как в тот день, когда я бросил ее в лицо Малоуни, — вот что было в ячейке. Вначале Кэти не поняла. Во взгляде читалось удивление: «Что это такое? Здесь какая-то Ошибка. Ты уверен, что это та ячейка?» Потом она догадалась: «О господи!»
Кэти гладила куртку ладонями, ласкала ее, словно это был сам Патрик, а не его одежда. Я ничего не говорил. У меня большой опыт по части умолчания, хотя на сей раз оно меня не спасет. В левом кармане куртки была записка, написанная рукой Фрэнсиса Малоуни.
«Твой приятель передал мне ее 17 февраля 1978 г. Спроси, откуда она у него и почему он взял с меня клятву хранить тайну. Разве он тебе не сказал, что нашел Патрика?»
Подобно Тайрону Брайсону, дотянувшемуся до меня сквозь годы, Фрэнсис Малоуни добрался до меня из могилы. Внезапно меня осенило — я понял наконец смысл той его улыбки и вопроса о привидениях. Он таки отомстил, осуществив то, что задумал утром 17 февраля 1978 года. В тот день мы сцепились из-за Патрика, и тогда же он впервые спросил меня о привидениях. Да, я недооценил жестокость моего тестя и его умение причинять людям боль.
Когда Кэти задала мне вопросы, что я мог ей ответить? Ну да, я мог бы длить обман и все отрицать, но такая линия поведения оказалась порочной. В записке Малоуни называл меня «приятелем» Кэти, то есть он спрятал куртку еще до нашей свадьбы. Проверить дату было очень просто. Как мне было убедить Кэти, что ее отец так сильно меня ненавидел, что двадцать лет назад запланировал мое уничтожение? Сделать это я мог, только бросив тень на человека, утрату которого она все еще тяжело переживала и который все эти двадцать лет вел себя по отношению ко мне безупречно. Я ни при каких условиях не стал бы этого делать: я устал, надоело притворяться и лгать Кэти.
Сказать ей правду было бы во сто крат хуже, ибо правда выглядела намного отвратительнее и сложнее лжи. Мне все равно пришлось бы очернить человека, о котором она скорбела, вот только не удалось бы ограничиться туманными намеками на антисемитизм ее отца. Пришлось бы рассказать о жестоком нападении Малоуни на трансвестита, сообщить о гомосексуализме Патрика и о том, как отец предложил Патрику свое оружие. Открылся бы и тот факт, что именно Малоуни стоял за моими сломанными ребрами и сожженным автомобилем, — а я ведь тогда солгал. Хуже всего было то, что я действительно нашел Патрика и благородно отпустил его, а потом промолчал.
Главное же — я ничего не мог доказать! Отчет Отдела собственной безопасности, который я списал со счетов несколько лет назад, был набором разрозненных фактов — полуправды-полулжи. Рико и Донохью были мертвы, и я почему-то сомневался, что отставной старший детектив Салли — Салливэн — кинется мне помогать. В любом случае я погиб. Таков был коварный замысел Фрэнсиса Малоуни.
Как я и думал, именно мое долгое молчание довело меня до края. Кэти приняла как данность то немногое, что я ей сказал. Она ведь не была слепой и поняла: ее отец способен на жестокость гораздо большую, чем та, что он проявлял в семье. Кэти удивилась, что Патрик был геем, но ей хотелось думать, что ему удавалось скрывать это от всего мира. Зато мою ложь она считала непростительной. Никто — ни теперь, ни в будущем — не должен ни от чего ее ограждать. Как я осмелился допустить, чтобы она и ее семья продолжали страдать, узнав, где Патрик? Кто я такой, чтобы играть роль Бога? Действительно, кто? Наш брак, повторяла она, обман, уловка, игра. Все, что я мог сказать в свою защиту: Сара — не обман.
Через несколько недель я переехал в другую квартиру поблизости от нашего магазина на Колумбия-авеню.