190 
Обладатель белого пера, счастливый тем, что обратил красное перо в бегство (ибо крутой поворот, сделанный противником у него на глазах, он счел бегством), – обладатель белого пера зашагал в своем направлении, то есть с востока на запад, тогда как красное перо двигалось с запада на восток. Но каждый из них, достигнув предела, мысленно назначенного им самим для своей прогулки, остановился и, повернув в обратную сторону, устремился к другому по прямой линии, притом так неуклонно ее придерживаясь, что, не будь между ними нового Рубикона – канавы, они неминуемо столкнулись бы носом к носу.
Обладатель белого пера принялся с явным нетерпением крутить ус.
Обладатель красного пера сделал удивленную мину; затем он снова бросил взгляд на таинственный дом.
Тогда белое перо двинулось вперед, чтобы перейти Рубикон, но красное перо уже повернуло назад, и прогулка возобновилась в противоположных направлениях.
В продолжение каких-нибудь пяти минут можно было думать, что оба они встретятся у антиподов; но вскоре они одновременно повернули вспять, с тем же безошибочным чутьем и с той же точностью, что и в первый раз.
Подобно двум тучам, гонимым в одной и той же небесной сфере противными ветрами и мчащимся друг на друга вслед за своими зоркими разведчиками – оторвавшимися от них темными клочьями, оба противника на сей раз встретились лицом к лицу, твердо решив скорее тяжко оскорбить друг друга, нежели отступить хотя бы на один шаг.
Более порывистый, по всей вероятности, чем тот, кто шел ему навстречу, обладатель белого пера не остановился у канавы, как в те разы, а перепрыгнул ее и заставил отпрянуть противника; тот, застигнутый врасплох и несвободный в движениях – обеими руками он придерживал плащ, с трудом удержался на ногах.
– Что же это такое, сударь, – воскликнул кавалер с красным пером, – вы с ума сошли или намерены оскорбить меня?
– Сударь, я намерен дать вам понять, что вы изрядно мешаете мне; мне даже показалось, что вы и сами это заметили без моих слов!
– Нисколько, сударь, ибо я поставил себе за правило никогда не видеть того, на что я не хочу смотреть!
– Есть, однако, предметы, на которые, надеюсь, вы внимательно посмотрите, если они засверкают перед вашими глазами!
Сочетая слово с делом, обладатель белого пера сбросил плащ и выхватил шпагу, блеснувшую при свете луны, в ту минуту выглянувшей из-за туч.
Кавалер с красным пером не шелохнулся.
– Можно подумать, сударь, – заявил он, передернув плечами, – что вы никогда не вынимали шпагу из ножен: уж очень вы торопитесь обнажить ее против человека, который не обороняется.
– Нет, но надеюсь, будет обороняться.
Обладатель красного пера улыбнулся с невозмутимым видом, что еще более разъярило его противника.
– Из-за чего весь этот шум? Какое вы имеете право мешать мне гулять по улице?
– А почему вы гуляете именно по этой улице?
– Черт возьми! Ну и вопрос! Потому что так мне угодно!
– Ах!.. Так вам угодно?
– Несомненно. Вы-то гуляете по ней! Одному вам, что ли, дозволено гранить мостовую улицы Бюсси?
– Дозволено или не дозволено, а вас это не касается.
– Вы ошибаетесь, меня это очень даже касается. Я верноподданный его величества и ни за что не хотел бы нарушить его волю.
– Да вы, кажется, смеетесь надо мной!
– А хотя бы и так! Вы-то угрожаете мне?
– Гром и молния! Я вам заявляю, сударь, что вы мне мешаете, и если вы не удалитесь, я сумею насильно заставить вас уйти!
– Ого-го, сударь! Это мы еще посмотрим!
– Черт подери! Я ведь битый час твержу вам: смотрите!
– Сударь, у меня в этих местах некое сугубо личное дело. Теперь вы предупреждены. Если вы непременно этого хотите, я охотно сражусь с вами на шпагах, но я не уйду.
– Сударь, – заявил кавалер с белым пером, рассекая шпагой воздух и вплотную сдвигая ноги, как человек, готовый стать в оборонительную позицию, – сударь, я – граф Анри дю Бушаж, я брат герцога Жуаез; в последний раз спрашиваю вас, согласны ли вы уступить мне первенство и удалиться?
– Сударь, – ответил кавалер с красным пером, – я виконт Эрнотон де Карменж; вы нисколько мне не мешаете, и я ничего не имею против того, чтобы вы остались.
Дю Бушаж подумал минуту-другую и вложил шпагу в ножны, сказав:
– Извините меня, сударь, – я влюблен и по этой причине наполовину потерял рассудок.
190 
