— Пусть для тебя пластиковые возьмет, — подсказал Кука. — Которые я с собой привез. Только ботинки будут немного жать… — Тут телохранитель нахмурился. — А лучше я сам принесу… А то этот еще чего перепутает. Я мигом! — уже на бегу прокричал Кука.
Он скрылся. А мы остались ждать у крыльца. От нечего делать начали рассматривать покосившийся стенд с надписью «Доска почета». На нем все еще можно было рассмотреть лица тех, кто когда-то был гордостью этого лагеря. Лица, правда, были едва различимы, у некоторых не хватало глаз или рта — их размыли дожди, но мы с большим интересом всматривались в эти поблекшие портреты. Каждый из нас, глядя на них, вспоминал свое пионерское детство.
— Сколько, интересно, им сейчас лет? — прервала всеобщее молчание Сонька. — Как нам или больше?
— Наверное, как нам, — сказала Ксюша. — Это лагерь не работает лет 15. Нам тогда было по 10 по 11, как и им…
— Какие вы, девочки, еще юные, — со вздохом молвила Галина Ивановна. — Вам только 25. — Нам уже 26, — с еще более тяжким вздохом произнесла Ксюша. — И мы уже не юные.
— О! Мне бы ваши годы…
— А я никогда не ездил в пионерские лагеря, — ни с того, ни сего ляпнул Зорин. — Меня мама не пускала.
— Почему? — удивился Серега.
— Она говорила, что меня тут плохому научат, — Юрка поднял на нас свои погрустневшие глаза. — А мне всегда так хотелось…
— А меня тоже в пионерлагеря не пускали, — сказал Артемон.
— Мама? — сочувственно спросил Зорин.
— Милиция. Они говорили, что я всех плохому научу. Я ж на учете в «детской комнате» с 8 лет стоял.
— А я ездил! — возбужденно проговорил Тю-тю. — Только не в такой благоустроенный. Мы в деревянных дачках жили. И толчок у нас на улице был. Ну такой… с дырками. Пойдешь, бывало, в тихий час по нужде, заглянешь в дырку, а там на дерьме целый выводок ужей разлегся… А мы их шишками!
— А мы ночами Золушку вызывали, — вспомнила я. — Садились в 12 ночи вокруг бутылки с водой, накрывали ее полотенцем и бормотали «Золушка, появись!».
— За фиг? — поинтересовался Артемон.
— А она желания исполняла. Помню, все девчонки загадали, чтобы к ним Боярский на лошади прискакал, а я кроссовки «Адидас», — хихикнула я.
— А мы вызывали Карлсона, — воскликнул Тю-тю. — Он влетал в форточку и ругался матом!
— Правда, что ли влетал? — по-детски обрадовался банкир.
— Не… Что-то у нас не получалось …— разочаровано протянул Сеня. — Может, что-то не то делали.
— А вы пастой друг друга мазали? — спросила Сонька.
— А как же! Каждую ночь…
Все замолчали. С глупыми мечтательными улыбками на просветленных физиономиях мы вспоминали свое пионерское детство. Так простояли мы довольно долго, пока Артемон не пробормотал:
— Что-то долго Кука не идет…
— Уж не убили ли? — ахнула Галина Ивановна.
— Покаркай мне тут! — осерчал банкир. — Мало ли что задержало…
— Может, сбегать посмотреть, — предложил Суслик.
— Не надо. Подождем еще.
Мы еще подождали, потом еще. Но Кука все не возвращался. Артемон занервничал.
— Если с ним что-то сучилось… Я вашу шаражку по миру пущу… — горячился он. — А турбазу эту взорву!
— Не волнуйся, — попыталась успокоить его Сонька. — Ничего с Кукой не случилось… Просто две пары лыж тащить тяжело, вот он и задерживается…
— А вот и он! — радостно заголосил Суслик.
Кука и вправду показался на горизонте. Сгибаясь под тяжестью лыж и палок, он бежал в нашу сторону.
— Чего так долго? — накинулся на него Артемон, сразу как взмыленный Кука подлетел к нам и сбросил ношу на снег.
— Быстрее не мог, — отдуваясь, ответил телохранитель. — Первую помощь оказывал…
— Еще кого-то убить пытались? — ахнула Галина Ивановна.
— Пытались! Ваши повара нашего товарища! — едко проговорил Кука. — Совсем Коляну худо, — обратился он к боссу. — Температура. Боли в области желудка. И вроде бред.
— Во до чего довели человека! — гневно вскричал Артемон. — До бреда!
— И пить постоянно просит… Я ему дал, но не знаю, можно ли. Вода-то у них только из-под крана… ржавая.
— А Павлуша что, даже воды дать не может?
— В отключке он. Ты же знаешь Павлушу, как нажрется, отрубается и спит сутки.
— Эх, Колян, Колян, знал бы он, что его на этой турбазе ждет, разве рвался бы он сюда… — запричитал Артемон. — Бредит, говоришь?
— Бредит. — Скорбно кивнул Кука. — И за живот хватается.