Хун закрыла глаза, прислушалась к звукам ночи. Мало-помалу мысли о Ма Ли и их разговоре погасли в усталом мозгу.
Сон подступал все ближе, как вдруг к хору цикад примешался посторонний звук — хрустнула ветка.
Хун открыла глаза, выпрямилась в кресле. Цикады умолкли. И она сообразила: поблизости кто-то есть.
Она бросилась в бунгало, заперла дверь. Погасила зажженную лампу.
Сердце билось учащенно. Ей было страшно.
В темноте за стенами кто-то прятался, и под его ногой случайно хрустнула ветка.
Она опустилась на кровать, в ужасе ожидая, что этот кто-то войдет в дом.
Но из мрака никто не вышел. Почти час минул в ожидании, потом она встала, задернула шторы, села к письменному столу и написала письмо, которое днем сложилось в уме.
31
Несколько часов Хун писала отчет о событиях последнего времени, отправной точкой которых были ее брат и странные сведения, полученные от шведки-судьи Биргитты Руслин. Писала для самозащиты, а вместе с тем раз и навсегда констатировала, что ее брат — коррупционер и один из тех, что стремятся подчинить себе Китай. Вдобавок он и его телохранитель Лю замешаны в ряде жестоких убийств далеко за пределами Китая. Кондиционер она отключила — так легче расслышать звуки снаружи. В духоте комнаты толклись вокруг лампы ночные насекомые, тяжелые капли пота падали на стол. У нее безусловно есть серьезные причины тревожиться, думала Хун. Жизнь научила ее отличать реальные опасности от мнимых.
Я Жу, конечно, ее родной брат, но он без колебаний использует любые средства, лишь бы достичь своих целей. Она не возражала против развития, последовавшего за новыми планами. Окружающий мир менялся, и руководству Китая тоже приходилось искать новые стратегии, чтобы разрешить сегодняшние и завтрашние проблемы. Сомнения у Хун и многих других вызывало то, что социалистические основы не были увязаны с развитием экономики, где большое место занимал свободный рынок. Неужели альтернатива невозможна? Она не могла с этим согласиться. Такой могучей стране, как Китай, незачем продавать душу в погоне за нефтью, сырьем и новыми рынками сбыта для своей промышленной продукции. Разве не великая задача — показать миру, что жестокий империализм и колониализм не являются необходимым последствием развития страны?
Хун видела алчность в людях более молодого поколения, которые благодаря деловым и родственным связям, а в особенности благодаря беспардонности сумели сколотить крупные состояния. Они чувствовали себя неуязвимыми и оттого становились еще более жестокими и циничными. Она намерена оказать сопротивление им и Я Жу. Будущее пока не решено, все по-прежнему возможно.
Закончив, она перечитала написанное, кое-что подправила и уточнила, запечатала конверт, адресовала его Ма Ли и легла в постель. Из темноты за окном не долетало ни звука. Но заснула Хун далеко не сразу, хотя очень устала.
В семь утра она встала и с веранды смотрела, как солнце поднимается над горизонтом. А когда пришла в ресторан позавтракать, Ма Ли уже была там. Хун села за тот же столик, заказала официантке чай и огляделась. За большинством столиков — члены китайской делегации. Ма Ли сказала, что хочет спуститься к реке, поглядеть на животных.
— Приходи ко мне через час, — тихо сказала Хун. — Номер двадцать два.
Ма Ли кивнула и вопросов задавать не стала. Как и меня, подумала Хун, жизнь научила ее, что секреты существуют всегда.
После завтрака она вернулась к себе, чтобы дождаться Ма Ли. Времени достаточно, отъезд на экспериментальную ферму назначен на полдесятого.
Ровно через час Ма Ли постучала в дверь. Хун отдала ей написанное ночью письмо.
— Если со мной что-нибудь случится, это письмо очень важно. Если умру от старости в своей постели, можешь его сжечь.
Ма Ли испытующе посмотрела на нее:
— Я должна за тебя опасаться?
— Нет. Но письмо необходимо. Ради других. И ради нашей страны.
Хун видела, что Ма Ли недоумевает, хотя та, не задавая более вопросов, спрятала конверт в сумку.
— Какие у тебя планы на сегодня? — поинтересовалась Ма Ли.
— Беседа с сотрудниками службы безопасности Мугабе. Мы им помогаем.
— Оружием?
— Отчасти. Но в первую очередь тренируем персонал, обучаем ближнему бою и приемам слежки.
— Да, тут мы эксперты.
— Я слышу скрытую критику?