Особенно,... 
56 
Если только можно такое представить, он еще более разжирел, хотя лекарь и рекомендовал ему умерить аппетит, для чего выписал особые порошки и декокты, потому что сердце не умеет справляться самостоятельно с излишеством жира и плоти. Щеки, подбородок и шея миссерихорда сплошь состояли из наползавших друг на друга складок, так что голова Баффельта похожа была на оплывший свечной огарок, торчащий из воротника богатого одеяния.
Здесь же, у стены, стоял знакомый нам фрате Хауке с мушкетом, исполнявший, вероятно, роль не только секретаря, но и телохранителя грейсфрате.
Всего этого, разумеется, не видели семеро человек, пробиравшихся в монастырь подземным ходом. Местами своды просели так, что приходилось ползти на четвереньках, отчего особенно страдали оба старика; Бофранк не раз пытался уговорить их вернуться к Оггле Свонку, но и Бальдунг, и алхимик упрямо продвигались вперед.
Гадкие розовые черви гроздьями свисали с земляного потолка, пачкая слизью лицо; сочилась по капле тухлая вода, а под ногами то и дело шныряли, деловито попискивая и побулькивая, некие шустрые мелкие твари. Свет факелов то и дело выхватывал из тьмы огромные плеши в стенах — там, где отвалились крупные куски земли; деревянные подпорки, крепившие своды подземного хода, почти все изгнили, и Бофранк с ужасом думал о страшной смерти, ожидавшей их в случае, коли они все-таки обвалятся. В полужидкой грязи, в темноте умирать придется очень долго, ибо есть здесь и вода, и еда… будешь жить, пока сам не станешь пищей для обитателей подземелья.
— Верно, думаете, что будет, коли случится обвал? — с неуместным веселием спросил лютнист, словно бы угадав мысли Бофранка.
— Долго ли еще идти? — не отвечая, буркнул субкомиссар. — Снаружи казалось, что монастырь совсем рядом.
— Ход выкопан не прямиком, как вы могли заметить по его изгибам и поворотам, — сказал Франци. — Виною тому выступающие там и сям скальные породы, кои строителям этого мрачного лаза пришлось обходить. Но не печальтесь, мы уже совсем рядом.
— А куда выходит сей ход?
— В дровяные сараи. И будем надеяться, что люк не завален поленьями.
Бофранк выругался про себя, подумавши, что такой исход был бы наиболее дурацким среди всех возможных. Однако ж им повезло, и люк не только не был завален поленьями, но и открылся с первой же попытки, хотя петли проржавели и истончились от времени.
В сарае средь аккуратных поленниц, пахнущих смолою, никого не было. Осторожно потушив факелы, чтобы не увидали огня и не обнаружили проникновения раньше положенного времени, все семеро выбрались из лаза и притворили за собою люк.
— Подождешь здесь, весельчак? — шепотом спросил Бофранк лютниста, но тот покачал головою:
— Отчего же? Во-первых, здесь есть чем поживиться, во-вторых, у меня есть свои счеты с грейсфрате — если помните, я представлялся вам при первом знакомстве как еретик… Я пойду с вами, и вы увидите, как славно я управляюсь с дубинкой и арбалетом.
— С кем здесь драться? С Баффельтом совсем немного людей.
— А здешние монахини? У этой дрянной крысы Субрелии охрана натаскана не хуже многих гардов. Здоровенные бабы, скажу я вам, хире Бофранк, куда похуже здоровенных мужиков.
Мимо проскользнул Бальдунг с пистолетом в руке, напоминавший в полутьме заправского разбойника.
— То ли мне кажется, — пробормотал он, — то ли пахнет жареным салом. Неужто монашек кормят шкварками?
— Вполне может быть, что и кормят, — согласился лютнист. — Хотя скорее всего кушанье сие приготовляется для грейсфрате и его своры, то есть, я хотел сказать, свиты.
Осторожно выглянув из открытой двери на монастырский двор, Франци сказал:
— Там пусто.
— Идемте же, пока никого нет! — велел Бофранк и выбрался наружу.
Двор был вымощен гранитною плиткою, подле сарая стояли две повозки на огромных колесах; вокруг в самом деле никого не было, но из окон соседнего строения лился тусклый свет, очевидно проистекавший от небольшого металлического светильника, наполненного маковым маслом, кое часто пользовали в монастырях.
Франци, субкомиссар и Мальтус Фолькон неслышными тенями просочились внутрь постройки и обнаружили там толстую румяную монахиню, занятую опаливанием на огне довольно крупного и жирного поросенка, послужившего причиною аппетитного запаха, что учуял прожорливый нюклиет. Не успела монахиня ахнуть, как Франци прикрыл ей рот ладонью, а Бофранк в свою очередь наставил на нее пистолет с видом весьма угрожающим. Когда стало ясно, что монахиня вошла в разум и кричать не собирается, Франци чуть сдвинул ладонь и спросил:
56 
