ТИЛЬТ. ШУМ ЗА СТЕНОЙ

Сомнения одолели Тильта. А ну как все его старания тщетны? Может, вовсе нет никакой книжной магии? Все придумали служители Драна, окончательно помешавшиеся от своих страданий. Сами умом тронулись, да еще и писца с ума свели.

«Нет же! – уговаривал себя Тильт. – А иначе почему колдуны так встревожились и зачем разбойник Ферб предал своих хозяев?»

Есть, есть в Книге Драна магия. В словах ее, и в чернилах, и в бумаге. И еще Дран знает в чем. Да только непонятно, подвластна ли сила эта обычному человеку. Может, без божественного покровительства ни одно самое точное, самое правильное слово силы не имеет?…

Тильт на время оставил свои описательные опыты. Днем делал обычную работу, а как заканчивал норму, сразу ужинал и валился в постель – отсыпаться за прежние бессонные ночи. Есть он старался побольше, по утрам вновь начал заниматься физическими упражнениями – приседал, прыгал, отжимался, бегал на месте.

Вроде бы и кошмары, с которыми он почти свыкся, стали беспокоить его реже.

Только вот совесть заговорила, чувство вины глодать начало.

Перед погибшими волшебниками, перед казненным Фербом, даже перед безвестно сгинувшим Далькой. Да что говорить – высокочтимого Заталэйна, прозванного Тенью, и того было жалко.

А сколько незнакомых людей пострадало из-за этой Книги! Но это мелочи по сравнению с тем, что случится, когда из огненной бездны поднимется Лукавый Дран и его демоны.

«Почему же ты ничего не делаешь?! – мучил себя Тильт. – Почему не пытаешься что-то пробовать?» – «Устал», – отвечал он себе.

Но это была только часть правды.

Он боялся.

Боялся окончательно разочароваться в себе, в своем мастерстве. Боялся понять собственное ничтожество, бессилие. Тогда уже не останется никакой надежды. И больше не будет ему оправдания – он, он один во всем виноват! Когда писал проклятую Книгу, думал, будто с ее помощью обретет такое могущество, что все сумеет исправить: людям поможет, врагам отомстит, а Драна вернет туда, куда его другие боги скинули.

Боялся Тильт – и потому не писал ничего кроме того, что был обязан писать.

Но все же теплилась еще надежда.

А куда без нее? Без надежды жить нельзя. Без нее – прямиком в могилу. Вот она, рядом, могила Ферба. Напоминание и предостережение.

Все чаще вспоминал Тильт разбойника. Иной раз разговаривал с ним – с мертвецом, замурованным в стене. А какая разница – с бессловесным ли тралланом общаться или с покойником? Ответа ни от одного, ни от другого не дождешься.

Однажды Тильт увидел разбойника во сне. И было видение настолько яркое, а Ферб казался таким живым, что проснувшийся писец захотел оставить свои впечатления на бумаге. Он вытащил несколько листов из-под тюфяка, сел за стол, зажег свечи и просидел за письмом всю оставшуюся ночь. Нужные слова сами ложились на бумагу, голова была ясная, как никогда. Разное вспоминалось Тильту: и кургузые шершавые пальцы разбойника, и чудная ухмылка его, и слегка шутовская манера говорить. Не так уж долго они были знакомы, не так уж много виделись. Сложные отношения связывали их и непростая история – но сейчас Тильт словно о родном человеке писал. И такой узнаваемый Ферб получался, такой живой и настоящий, что писец лишь головой качал, себе удивляясь. А когда рассказ кончился мучительной смертью разбойника, Тильт заплакал. Долго смотрел он на неровную каменную кладку, вытирая слезы и шмыгая носом, а потом его будто прорвало. Через бумагу обратился он к мертвому Фербу, рассказал о его могиле, повинился, посочувствовал. Желание свое написал – изменить бы все плохое, что Книга натворила, вернуть бы погибших и его – Ферба – оживить. Да только подобное, наверное, лишь богам доступно. Да и то – не всем.

«Вот и хорошо, вот и славно», – послышалось ему, когда он поставил последнюю точку.

И в то же миг за каменной кладкой что-то зашуршало.

Тильт вздрогнул, медленно повернул голову. Он вдруг осознал, что могла сотворить его писанина, и побелел от ужаса. Пересилив страх, он на цыпочках подкрался к сложенной из булыжников стене, приложил к ней ухо, замер без дыхания.

  121