59 
– Спасибо, господин… – Гай ожидал несколько иного подарка, но раскланялся с колдуном весьма учтиво.
Джайл сидел под деревом и очень обрадовался возвращению Гая.
– Значит, ты пока еще не жаба, – сказал он. – И много тебе заплатили?
– Вот, – сказал Гай, показывая фигурку. Джайл скорчил недовольную рожу:
– И все? Врешь. Надувать приятелей нехорошо.
– Нет, я серьезно. История ему не очень пригодилась, но вот это он мне дал. И говорил загадками…
– На то и колдун. – Джайл подбросил фигурку на ладони и без интереса вернул Гаю: – Безделушка. На рынке не продашь… Да у тебя уже есть одна, ну, которую монахи подарили. А эту лучше выбрось, а ну как наговорена? Утром проснешься, а ты уже жаба.
– Привязался ты с этой жабой… – махнул рукой Гай. – Пойдем в порт?
– Пойдем, чего ж еще делать-то… Но зря не выкинул. Если что, я тебе мух ловить не стану…
На рынке Гай купил ярко-красную кожаную тесемочку и повесил себе на шею подарок колдуна, рассудив, что негоже такие вещи выбрасывать, а колдун все ж не дурак и, вполне возможно, странная фигурка еще пригодится. Теперь на груди болтались, тихонько постукивая друг о друга, два амулета.
– Так вам будет веселее, – прошептал Гай и погладил вначале толстячка, а потом – подарок колдуна.
ТИЛЬТ. БОЛЬШАЯ ТАЙНАЯ КНИГА
Еду приносили трижды в день, всегда в одно и то же время. Кормили вкусно, все время по-разному; некоторые блюда ни Далька, ни Тильт сроду не видали, но не было ничего такого, что бы им не понравилось. Три новые метки появились на диске часов – метки, оставленные углем. Стоило стрелке подойти к одной из них, и пленники, бросив все, мчались в трапезную комнату. Мчались не потому, что сильно проголодались, а потому, что хотели видеть, как открывается постоянно запертая дверь и в богатую семикомнатную темницу входят гости.
Гости были одни и те же: два здоровенных траллана и хлипкий маскаланец с птичьими повадками, но Тильт и Далька не теряли надежды, что когда-нибудь их жилище посетит кто-то более интересный и разговорчивый. Добиться чего-то толкового от варваров и желтокожего слуги они не могли. Да и не очень-то пытались: тралланы на любое обращенное к ним слово грозно скалились и бряцали оружием, а похожий на воробья маскаланец, кажется, был глух и лишен языка.
Тем не менее даже эти визиты вносили некоторое разнообразие в тихую жизнь богатой тюрьмы. Как-то набравшийся смелости Далька попытался подойти к приоткрытой двери, но тралланы, стоявшие до этого недвижно, словно чучела, так страшно и быстро двинулись на него, что он отскочил и заругался. С того дня у Дальки появилась забава – он пытался как можно ближе подкрасться к выходу, прежде чем тралланы оживут и отгонят его. Игра эта продолжалась несколько дней подряд и закончилась плохо: один из варваров, проявив поразительную проворность, успел-таки схватить узника. Он не причинил ему вреда, лишь помял немного ребра, да и то потому, что Далька отчаянно пытался вырваться. Наказание же последовало весьма своеобразное: траллан долго хрипел и фыркал, надувая щеки и держа перед собой извивающегося пленника, а потом наклонился и плюнул ему в лицо. Так плюнул, что у Дальки волосы намокли, и с подбородка закапало. Но этим траллан не ограничился. Выпустив Дальку, он подошел к столу, где уже стояли подносы с едой, отстранил маскаланца, сдернул салфетки и отметил плевком каждое блюдо.
Больше Далька с тралланами не заигрывал.
В тот день Тильт несколько раз порывался подшутить над притихшим товарищем: «Ты чего сегодня такой?… Будто оплеванный…» – но понимал, что это слишком жестоко, и потому сдерживался. Позднее у него возникла мысль пожаловаться на тралланов Тени, написав об их проделке на доске, но, поразмыслив, сделать это он не решился – Далька, в конце концов, сам сглупил, и как отнесутся к жалобе новые хозяева, совсем даже не ясно.
Пожалуй, это было единственное неприятное происшествие за неделю.
Приятных событий не было вовсе. Хотя – как посмотреть. Купание в ванне, неторопливое трапезничанье перед камином, валяние на пуховых постелях, бои на подушках, соревнования в беге и прятки – это хоть и стало привычным, но удовольствия доставляло немногим меньше, чем прежде. Товарищи дурачились по мере сил, словно стараясь забыть о своем положении, о том, что они пленники, а жилище их, несмотря на убранство, – всего-навсего тюрьма.
59 
