15 
Король вышел, не поцеловав матери и не простившись с кардиналом.
– Вот это хорошо! – сказал Мазарини. – Приятно видеть, что в короле воспитывают отвращение к притворству.
– Что это значит? – почти робко спросила королева.
– Мне кажется, что уход короля не требует пояснений; вообще его величество не дает себе труда скрывать, как мало он меня любит. Впрочем, это не мешает мне быть преданным ему, как и вашему величеству.
– Прошу вас извинить его, кардинал: он еще ребенок и не понимает, сколь многим вам обязан.
Кардинал улыбнулся.
– Но, – продолжала королева, – вы, без сомнения, пришли по какому-нибудь важному делу? Что случилось?
Мазарини сел или, вернее, развалился в широком кресле и сказал печально:
– Случилось то, что, по всей вероятности, мы будем вынуждены вскоре разлучиться, если, конечно, вы не решитесь из дружбы последовать за мной в Италию.
– Почему? – спросила королева.
– Потому что, как поется в опере «Тисба», – отвечал Мазарини, —
- Весь мир враждебен нашей страсти нежной.
– Вы шутите, сударь! – сказала королева, пытаясь придать своему голосу хоть немного прежнего величия.
– Увы, ваше величество, я вовсе не шучу, – ответил Мазарини. – Поверьте мне, я скорее готов плакать; и есть о чем, потому что, как я уже вам сказал:
- Весь мир враждебен нашей страсти нежной.
А так как и вы часть этого мира, то, значит, вы тоже покидаете меня.
– Кардинал!
– Ах, боже мой, разве я не видел, как вы на днях приветливо улыбались герцогу Орлеанскому или, вернее, тому, что он говорил вам?
– А что же он мне говорил?
– Он говорил вам, ваше величество: «Ваш Мазарини – камень преткновения. Удалите его, и все будет хорошо».
– Чего же вы от меня хотите?
– О, ваше величество! Вы ведь королева, насколько я знаю.
– Хороша королевская власть! Тут распоряжается любой писарь из Пале-Рояля, любой дворянчик!
– Однако вы достаточно сильны для того, чтобы удалять от себя людей, которые вам не нравятся.
– Скажем лучше, не нравятся вам! – воскликнула королева.
– Мне?
– Конечно! Не вы ли удалили госпожу де Шеврез, которая двенадцать лет терпела гонения в прошлое царствование?
– Интриганка! Ей хотелось продолжать против меня козни, начатые против Ришелье.
– А кто удалил госпожу Отфор, мою верную подругу, которая отвергла ухаживания короля, чтобы только сохранить мое расположение?
– Ханжа. Она каждый вечер, раздевая вас, твердила, что вы губите свою душу, любя священника, как будто кардинал и священник одно и то же.
– Кто велел арестовать Бофора?
– Бофор – мятежник, который так прямо и говорил, что надо убить меня!
– Вы отлично знаете, кардинал, – сказала королева, – что ваши враги – мои враги.
– Этого мало, ваше величество. Надо еще, чтобы ваши друзья были и моими друзьями.
– Мои друзья… – покачала королева головой. – Увы! У меня нет больше друзей.
– Как может не быть друзей в счастье, когда они были у вас в дни ваших невзгод?
– Потому что я в счастье забыла своих друзей. Я поступила, как Мария Медичи, которая, возвратясь из первого своего изгнания, презрела пострадавших за нее, а потом, изгнанная вторично, умерла в Кельне, оставленная всеми, даже собственным сыном, потому что теперь все ее презирали, в свою очередь.
– Но быть может, еще есть время, – сказал Мазарини, – исправить ошибку? Поищите между вашими прежними друзьями.
– Что вы хотите сказать?
– Только то, что сказал: поищите.
– Увы, сколько я ни смотрю вокруг себя, я не вижу никого, кем я могла бы располагать. Дядей короля, герцогом Орлеанским, как всегда, управляет фаворит: вчера это был Шуази, сегодня Ла Ривьер, завтра кто-нибудь другой. Принц Конде послушно идет за своим коадъютором, а тот – за госпожою де Гемене.
– Но я вам советовал искать среди прежних, а не среди нынешних друзей.
– Прежних? – повторила королева.
– Да, например, среди тех, которые помогали вам бороться с Ришелье и даже побеждать его…
«На что он намекает?» – подумала королева, с опаской поглядывая на кардинала.
– Да, – продолжал он, – при некоторых обстоятельствах, с помощью друзей вы умели, пользуясь тонким и сильным умом, присущим вашему величеству, отражать нападения этого противника.
– Я?! – воскликнула королева. – Я терпела, и только.
– Да, – сказал кардинал, – терпели, подготовляя месть, как истинная женщина. Но перейдем к делу. Помните вы Рошфора?
15 
