Особенно,... 
277 
– Да, – отвечал гасконец, – следуйте и вы за мной. Вы человек совершенный, пусть ваш дух восторжествует над плотью. Вы, Арамис, скомандуйте людям, а вы, Портос, сокрушайте всех и все, что станет нам на пути.
Д’Артаньян пожал руку Атосу, улучил момент, когда фелука накренилась и вода залила его до пояса, отпустил руку, которою он держался за иллюминатор, и прыгнул наружу. Не успела фелука накрениться на другую сторону, за ним последовал Атос. Затем корма стала подниматься, и они увидели, как из воды показался натянувшийся канат, которым была привязана шлюпка.
Д’Артаньян поплыл к канату и скоро достиг его.
Он ухватил рукой канат и держался за него, едва высунув из воды голову. Минуту спустя к нему подплыл Атос.
Затем за кормой показались еще две головы: то были Арамис и Гримо.
– Меня беспокоит Блезуа, – заметил Атос. – Вы слышали, д’Артаньян, он сказал, что умеет плавать только в реке.
– Если умеешь плавать, то можешь плавать везде, – отвечал д’Артаньян. – К лодке, к лодке!
– Но Портос? Я не вижу Портоса!
– Успокойтесь. Портос сейчас явится. Он плавает, как левиафан.
Тем не менее Портос все не появлялся. На фелуке в это время разыгрывалась трагикомическая сцена.
Мушкетон и Блезуа, напуганные шумом волн, свистом ветра, ошеломленные при виде кипящей черной пучины, не только не устремлялись вперед, но даже отступали.
– Ну же, вперед, смелей, в воду! – понукал Портос.
– Но, сударь, я не умею плавать, – молил Мушкетон. – Оставьте меня здесь.
– И меня тоже, – просил Блезуа.
– Уверяю вас, на такой маленькой лодке я буду только стеснять вас, – говорил Мушкетон.
– А я так наверное даже не доплыву до нее, я прямо пойду ко дну.
– Ах вот как!.. Ну так я задушу вас, если вы не полезете в воду! – заявил Портос, хватая обоих за горло. – Вперед, Блезуа!
Блезуа под железной рукой Портоса испустил подавленный крик, быстро замерший, так как гигант схватил его за ноги и за руки и бросил в море вниз головой.
– Ну, теперь твоя очередь, Мустон. Надеюсь, ты не покинешь своего господина?
– О сударь, зачем вы опять пошли на военную службу? Так хорошо было в Пьерфонском замке!.. – со слезами на глазах проговорил Мушкетон.
И без единого упрека, печально, покорно, отчасти из преданности хозяину, отчасти побуждаемый примером Блезуа, он очертя голову бросился в море. Это был настоящий подвиг, так как Мушкетон знал, что идет на верную смерть.
Но Портос был не такой человек, чтобы покинуть своего преданного товарища. Он так быстро последовал за ним, что плеск от падения Мушкетона слился с плеском от падения Портоса. И когда оглушенный Мушкетон был выброшен волной на поверхность, то его сразу подхватила мощная рука Портоса, и он добрался до шлюпки, не двинув и рукой, словно морское божество на дельфине.
В ту же минуту Портос увидел, что вблизи кто-то барахтается. Он схватил его за волосы; то был Блезуа, к которому уже плыл Атос.
– Не надо, не надо, граф! – крикнул ему Портос. – Я справлюсь без вас.
И действительно, несколькими сильными взмахами, поднимаясь, как Адамастор, над бушующей стихией, он присоединился к своим.
Д’Артаньян, Арамис и Гримо помогли Мушкетону и Блезуа влезть в лодку. Затем настала очередь Портоса, который, перелезая через борт, едва не перевернул легкую лодку.
– А Атос? – спросил д’Артаньян.
– Я здесь! – отозвался Атос, державшийся за борт лодки. Он, в качестве генерала, прикрывающего отступление армии, считал своим долгом войти в шлюпку последним. – Все в шлюпке?
– Все, – отвечал д’Артаньян. – Есть у вас, Атос, с собою кинжал?
– Есть.
– Ну так перережьте канат и влезайте скорей.
Атос вынул из-за пояса кинжал и перерезал канат. Фелука стала удаляться, и шлюпка свободно закачалась на волнах.
– Атос, сюда! – скомандовал д’Артаньян, протягивая ему руку.
Граф де Ла Фер легко влез в шлюпку и занял свое место.
– Самое время, – вымолвил гасконец, – сейчас мы увидим нечто любопытное.
Глава XXXI
Перст судьбы
Едва д’Артаньян произнес эти слова, как на фелуке, которая уже начала исчезать в ночном тумане, послышался свисток.
– Вы хорошо понимаете, – заметил д’Артаньян, – что это что-нибудь да означает.
В ту же минуту на палубе появился фонарь и на корме показались силуэты людей.
И вдруг ужасный крик, крик отчаяния, пронесся над морем. Он, казалось, рассеял облака, закрывавшие луну, которая своим бледным светом озарила серые паруса и черные снасти фелуки. Темные тени растерянно метались по палубе, испуская жалобные вопли.
277 
