– Он утонул? – крикнул Люсьен.
– Нет! Наворачивай, солдат!
– Вот дерьмо дерьмовое! – выругался Люсьен. Марк ухватил Матиаса за брюки. Матиас подпоясывал брюки толстым шнуром, и за него было удобно держать. То было единственное достоинство, какое увидел в это мгновение Марк в безыскусной веревочной завязке, которой подпоясывался Матиас. Голова охотника-собирателя слегка ударялась о стенки колодца, но Марк видел, как приближается его край. Люсьен вытянул Матиаса и уложил его на землю. Марк перекинул ноги через край и упал в траву. Морщась, он размотал цепь со своей руки. Рука была в крови.
– Замотай ее покрепче моим пиджаком, – сказал Люсьен.
– Ты ничего не слышал?
– Ничего. Приехал твой дядя.
– Долго же он добирался. Похлопай Матиаса по щекам и разотри его. Похоже, он снова уплывает.
Первым к ним подбежал Легенек и опустился на колени рядом с Матиасом. У него-то был с собой электрический фонарь.
Придерживая свою руку, которая казалась ему каменной, Марк встал и пошел навстречу шести полицейским.
– Уверен, что она прячется в роще, – сказал он.
Жюльет обнаружили десять минут спустя. Двое мужчин привели ее, придерживая за руки. Она была покрыта царапинами и синяками и казалась измученной.
– Она… – запинаясь, выдохнула Жюльет. – Я убежала…
Марк бросился на нее и схватил ее за плечо.
– Заткнись! – завопил он, тряся ее. – Заткнись!
– Вмешаться? – спросил Легенек у Вандузлера.
– Нет, – шепнул Вандузлер. – Ничего страшного. Это его дело, его заслуга. Я подозревал что-то подобное, но…
– Надо было мне сказать, Вандузлер.
– Я еще не был уверен. А у медиевистов, надо полагать, есть свои хитрости. Когда Марк начинает выстраивать свои мысли в ряд, то бьет прямо в цель… Он собирает все вместе – все, что под руку попадется, – а потом вдруг прицеливается.
Легенек посмотрел на Марка, застывшего от холода, с бледным в темноте лицом, мокрыми волосами, который продолжал сжимать плечо Жюльет, обхватив его совсем близко от горла рукой с блестевшими на ней кольцами – широкой рукой, которая казалась очень опасной.
– А если он сглупит?
– Он не сглупит.
Легенек все-таки сделал своим людям знак встать вокруг Марка и Жюльет.
– Пойду займусь Матиасом, – сказал он. – Он был на волоске.
Вандузлер вспомнил, что когда Легенек ловил рыбу, он был еще и спасателем на водах. Вода – она везде вода.
Марк отпустил Жюльет и теперь смотрел на нее в упор. Она была страшной, она была красивой. У него заболел живот. Это, наверное, от рома. Теперь она не пыталась двинуться с места. А Марк дрожал. Промокшая одежда облепляла и леденила тело. Он медленно поискал взглядом Легенека среди сгрудившихся в темноте людей. Он обнаружил его чуть поодаль, рядом с Матиасом.
– Инспектор, – выдохнул он, – прикажите копать под деревом. Я думаю, она под ним.
– Под деревом? – сказал Легенек. – Под деревом уже копали.
– Точно, – сказал Марк. – Место, где уже копали, – это место, где никто уже копать не станет… София там.
Теперь Марка буквально трясло от холода. Он нашел бутылочку с ромом и опустошил последнюю ее четверть. Он почувствовал, как голова у него закружилась, ему хотелось, чтобы Матиас развел для него огонь, но Матиас лежал на земле, ему хотелось улечься рядом с ним и, может быть, как следует повыть. Он вытер себе лоб мокрым рукавом левой руки, которая еще работала. Другая рука беспомощно повисла вдоль тела, и кровь стекала ему на пальцы.
Он снова поднял глаза. Она по-прежнему в упор уставилась на него. От всей ее провалившейся затеи осталось только это оцепеневшее тело и ожесточенное сопротивление взгляда.
Потрясенный Марк опустился на траву. Нет, он больше не хотел смотреть ей в глаза. Он даже жалел, что уже успел столько увидеть.
Легенек приподнимал Матиаса, стараясь его усадить.
– Марк… – сказал Матиас.
Этот приглушенный голос встряхнул Марка. Если бы у Матиаса оставалось побольше сил, он сказал бы: «Говори, Марк». Именно так и сказал бы охотник-собиратель. Марк стучал зубами, и слова стали вылетать короткими обрывками.
– Домпьер, – сказал он. – Его звали Кристоф.
Он сидел, скрестив ноги и опустив голову, и пучками вырывал вокруг себя траву. Как он делал возле бука. Он рвал и разбрасывал травинки вокруг себя.
– Он написал Sofia просто через f, без р и без h, – продолжал он рывками. – Но парень, которого зовут Кристоф – Christophe, о, р, h, e – не ошибется в орфографии имени Sophia, нет… потому что там те же слоги, те же гласные, те же согласные, и даже когда ты вот-вот сдохнешь, все равно ты знаешь, если тебя зовут Кристоф, что «София» пишется не просто через «ф», ты все равно это помнишь, и тут он не мог ошибиться, как он не написал бы и свое имя просто через «ф», нет… он писал не «София», он писал не «София»…