Особенно,... 
5 
Альвхильд приподняла руки, попыталась показать высоту этой стопы:
– Высотой почти в метр. Я читала и перечитывала и постепенно всё больше убеждалась в его невиновности.
Руки задрожали от напряжения, и она уронила их на кровать.
Ингер Йоханне наклонилась, чтобы собрать бумаги. Сквозило через щель в оконной раме – гардины колыхались, и она поёжилась от холода. По телевизору показывали новости, и она вдруг почувствовала раздражение из-за сменяющих друг друга в непонятной последовательности кадров.
– Вы согласны? Он был осуждён за преступление, которого не совершал, и никто не попытался ему помочь.
Альвхильд Софиенберг произнесла последнюю фразу резко, даже агрессивно. Ингер Йоханне молча складывала в папку бумаги.
– Это абсолютно очевидно, – помедлив, ответила она.
– Что вы сказали?
– Я с вами согласна.
В этот момент пожилую женщину словно оставили все силы. Она откинулась на подушку и закрыла глаза. Лицо выражало покой, точно мучительная боль наконец отпустила её. Лишь ноздри слегка подрагивали.
– Самое ужасное, наверное, не то, что его осудили несправедливо, – медленно проговорила Ингер Йоханне. – Гораздо страшней то, что случилось потом, после освобождения… Интересно, жив ли он сейчас.
– Ещё один, – сказала Альвхильд утомлённо, вглядываясь в экран телевизора; она увеличила громкость с помощью пульта, вмонтированного в спинку кровати. – Ещё одного ребёнка похитили.
Показывали любительскую фотографию: радостно улыбающееся лицо, вьющиеся русые волосы. Мальчуган прижимал к груди красную пожарную машину. За ним – смеющаяся от всей души женщина.
– Наверное, мать. Бедная. Интересно, имеется ли какая-нибудь связь. С той девочкой, которая…
Кима Санде Оксой похитили из его дома в Бэруме прошлой ночью, сообщил ведущий металлическим голосом. Преступник пробрался в дом, когда все спали. Телевизор был старый, поэтому изображение и звук не отличались особой качественностью. Камера была установлена напротив окна на первом этаже. Сквозь щель в занавесках можно было разглядеть царапины на подоконнике и зелёного медвежонка на висящей возле окна полке. Полицейский в хорошо сидящей форме, молодой человек с пустым взглядом, попросил всех, кто может сообщить что-нибудь о случившемся, позвонить по номеру 800 или обратиться в ближайший полицейский участок.
Мальчику всего пять лет. Шесть дней назад девятилетняя Эмили Сельбю пропала по дороге домой из школы.
Альвхильд Софиенберг уснула. От уголка рта к уху у неё тянулся тонкий шрам, и потому казалось, что она улыбается. Ингер Йоханне выскользнула из комнаты и спустилась на первый этаж. Там к ней подошла санитарка. Она ничего не сказала, просто остановилась на лестнице и облокотилась о перила. Санитарка тоже пахла луком, казалось, воздух был пропитан слабым запахом лука и моющих средств. Ингер Йоханне вновь почувствовала тошноту. Она пробежала мимо санитарки и подумала, что не знает, вернётся ли когда-нибудь в дом, где запах разложения, который источает умирающий, пропитал всё и всех.
6
Эмили почувствовала себя старшей, когда появился мальчик. Ему было ещё страшней, чем ей. Когда мужчина втолкнул его в комнату, он наделал в штаны. Хотя по виду он уже должен ходить в школу. В углу находился умывальник, рядом – унитаз. Через приоткрытую дверь мужчина швырнул в комнату полотенце и кусок мыла, и Эмили тщательно вымыла мальчугана. Но его не во что было переодеть. Она положила испачканные трусы под раковину, в щель между стеной и трубой. Мальчику пришлось ходить без нижнего белья. Он не переставая плакал.
Плакал долго, но в конце концов уснул. В комнате была всего одна кровать, слишком маленькая для двоих и старая. Деревянные части потемнели, кто-то рисовал на них тушью, но что там изображено, уже невозможно было разобрать. Приподняв простыню, Эмили заметила, что матрас покрыт тонким слоем сбившихся, как войлок, длинных женских волос. Девочка опустила простыню на место. Мальчуган лежал под одеялом, положив голову ей на колени. У него были русые кудри. Умеет ли он вообще разговаривать? Он прогнусавил что-то непонятное, когда Эмили спросила, как его зовут. Ким или Тим, она не разобрала. Ещё он звал маму, так что, по крайней мере, не немой.
– Он спит?
Эмили вздрогнула. Дверь была приотворена. Лицо пряталось в тени, его невозможно было рассмотреть, но голос слышался отчётливо. Она осторожно кивнула.
5 
