101 
Согласно завещанию, до семнадцатилетия Ивана Антоновича Бирон получал практически неограниченную власть во внутренних и внешних делах. Более того, в случае смерти императора и возведения на престол следующего по старшинству сына герцога Бра-уншвейгского регент мог продлить свое регентство.
Немало высших лиц в государстве были заинтересованы в сохранении власти у герцога. Казалось, Бирон мог опереться на своих людей везде: в армии, где заправлял его союзник фельдмаршал Миних, в государственном аппарате (в кабинете министров сидели Бестужев-Рюмин и Черкасский), в секретной полиции (Ушаков служил всегда тому, кто стоял у власти).
Однако Бирон не имел реальной опоры в дворянской среде, среди родственников Ивана VI Антоновича, а также в кругу высших чиновников и генералов. Став регентом, он не сумел погасить недовольство брауншвейгской фамилии, не смог объединиться с А.И. Остерманом, К. Левенвольде и другими влиятельными сановниками.
Если церемония присяги прошла спокойно, то несколько дней спустя платные шпионы и добровольные соглядатаи донесли Бирону, что отец императора Антон Ульрих позволяет себе публично осуждать регента и сомневаться в подлинности акта об учреждении регентства. Доносы свидетельствовали, что в среде чиновничества и гвардии назревает заговор в пользу фактически отстраненных от правления родителей ребенка-императора, и в первую очередь в пользу принца Антона Ульриха.
Бирон действовал решительно и быстро: подозреваемые двадцать человек были арестованы, некоторых допрашивали и пытали. Антона Ульриха заставили написать прошение на имя собственного сына об отставке из армии и гвардии.
Казалось, с оппозицией было покончено. Но роковой удар временщику нанес тот, от кого он меньше всего ожидал – Бурхард Христоф Миних – активный участник возведения его в регенты, а затем и ближайший помощник. Фельдмаршал успел послужить чуть ли не в половине европейских армий, прежде чем оказался на русской службе. Сближение с Андреем Ивановичем Остерманом очень помогло ему выдвинуться при Анне Иоанновне.
Современники полагали, что, поддерживая притязания Бирона в дни болезни Анны Иоанновны, Миних рассчитывал в период его регентства получить чин генералиссимуса и занять ведущее место в управлении империей. Однако Бирон не давал свободы честолюбивому «столпу империи» (как Миних называл себя в мемуарах).
Трудно сказать, отказался бы Миних от принятого решения свергнуть Бирона в случае, если бы ему вовремя сообщили о желании регента заплатить за него все долги. Но в любом случае неожиданное решение фельдмаршала стать на сторону брауншвейгской фамилии, то есть Анны Леопольдовны и ее мужа, говорит прежде всего о том, что Миних хорошо понимал зыбкость положения нового регента.
8 ноября 1740 года Бирон долго беседовал с Минихом. Тот, как всегда, знакомил регента с материалами из разных государственных учреждений и «представлял, что все тихо, смирно и довольно», хотя именно этой ночью готовился к «воинскому предприятию», «походу» на спящего временщика. Впрочем, может быть, Бирон что-то и заподозрил. Позже на следствии он говорил, что Миниху не верил, ибо «нрав графа фельдмаршала известен, что имеет великую амбицию и при том десперат и весьма интересоват» (то есть человек отчаянный и заинтересованный). Признавался он и в том, что боялся гвардейцев…
В ночь на 7 ноября 1740 года Миних с отрядом лишь в 80 гвардейцев направился к Летнему дворцу, резиденции регента. Караулы, состоявшие тоже из гвардейцев, быстро перешли на сторону заговорщиков. После этого Миних приказал своему адъютанту подполковнику К.Г. Манштейну войти во дворец и арестовать Бирона, а при попытке сопротивления убить его.
Манштейн вошел во дворец и, минуя отдающих ему честь часовых и кланяющихся слуг, уверенно и спокойно зашагал по залам, будто бы со срочным донесением к регенту Но по дороге он заблудился, а спрашивать же у попадавшихся навстречу слуг, где спит герцог, опасался. Впрочем, предоставим слово самому Манштейну (он пишет о себе в третьем лице): «После минутного колебания он решил идти дальше по комнатам в надежде, что найдет наконец то, чего ищет Действительно, пройдя еще две комнаты, он очутился перед дверью, запертой на ключ, к счастью для него, она была двустворчатая и слуги забыли задвинуть верхние и нижние задвижки, таким образом, он мог открыть ее без особенного труда. Там он нашел большую кровать, на которой глубоким сном спали герцог и его супруга, не проснувшиеся даже при шуме растворившейся двери.
101 
