— Они украли у нас третьего! — Киллерша, Кил-ле-Килле — так он окрестил ее в душе, — была вне себя от ярости. — Теперь, пожалуй, ничего не получится… — Она со злостью пнула ногой стену. — Все зазря…
— Мы найдем выход, — подыгрывая ей, он прикинулся, что тоже нервничает. — Черт побери, все-таки он тоже отправился на тот свет.
— Ну и что? Дело ведь не в этом! — Ее лицо приобрело лиловый оттенок. Ему даже стало не по себе. Она его пугала.
— Дело ведь не в этом! Что теперь будет с моим преображением?…
— Да, что теперь будет? — Тут он невольно засмеялся, не столько над киллершей, сколько над самим собой. Ведь он только что сообразил, что и сам ждал какого-то преображения, огромного удовлетворения, чего-то необычайного, но ничего не почувствовал.
— Прикажи мне повеситься, тогда я сама замкну круг… Сама это сделаю…
— Перестань, что ты еще придумала, останься тут…
Он хотя и обладал даром перевоплощения, хотя и умел целиком и полностью переселяться в оболочку другого человека, но, к сожалению, не мог сам закрыть дверь.
В третьем таксопарке им повезло. Да, сегодня утром поступил заказ на перевозку инвалида, в десять из Шлирбаха в Хундсбах в Оденвальде, там еще такой замок, где кучка чокнутых создала Дом чувств, только мы без понятия, чем они там занимаются.
— «Д.Ч.С.10», — напомнил Лейдиг, когда они собирались в дорогу. — Дом чувств, суббота, в десять.
Тойер снова взялся за телефон. Рискнул представиться Зельтманном, пересыпал свою речь междометиями и лишними, вставными словечками. Вопросы своих подчиненных он стряхнул с себя, как мокрые собаки стряхивают воду с шерсти.
Наконец его соединили с рорбахским коллегой, который повторно беседовал с Кильманн по делу Плазмы. Нет, не было никакого пластыря, никаких синяков. Гладкое лицо.
— Перед приходом к нам она загримировалась, опасаясь, что ее узнают другие свидетели. Хитрый ход. Вот только свой маскарад она не сохранила. Ей просто повезло, что ее опрашивал местный полицейский, а не кто-то из нас. Это было глупо. Она хладнокровно убила двух мужиков и совершенно бездарно предала своего сообщника. Теперь, скорее всего, ее отношения с бывшим гуру и властителем дум безнадежно испорчены; умного решения у нее нет, зато есть много глупых. Возможно, она хочет его прикончить.
«Добро пожаловать в Гессен», — приветствовал полицейских пестрый рекламный щит на автобане.
— В общем, надо ехать до Бенсгейма, потом свернуть направо и двигаться вверх, к Оденвальду. — Указания Лейдига после длительного изучения карты можно было бы назвать скудными, однако Штерн, в очередной раз без особой радости предоставивший свой автомобиль для служебной поездки (если ее можно было назвать служебной), не роптал. Пока из-за бесчисленных стройплощадок, тянувшихся до самого Франкфурта, у них появилось искушение срезать путь, проехав прямо по неровному полю.
Тойер и Хафнер сидели позади. Гаупткомиссар включил свой мобильник и держал его перед собой, словно микрофон, чтобы не прозевать звонок от Ильдирим. Но она все не звонила, и это, по-видимому, означало, что им придется действовать самим, без помощи гессенских коллег.
— Положение опасное, — сказал Тойер. — Если Крис и в самом деле что-то задумала, она наверняка прихватила с собой оружие. Коль скоро гессенская полиция не примет участия в нашей операции, мне придется действовать самостоятельно.
— Полицейский на больничном, — усмехнулся Хафнер. — Этого еще не хватало. Глупости. У вас ведь наверняка даже оружия при себе нет.
Тойеру пришлось согласиться с ним. Некоторое время он мучительно подыскивал доводы, почему тем не менее он владеет ситуацией, и тут ожил мобильный телефон.
— Положение идиотское, — сразу, без преамбул, сообщила Ильдирим. — Компетентные чиновники в Дармштадте хотят знать все детали и, главное, переговорить с господином Зельтманном, прежде чем выделять подкрепление. Зельтманна же нигде нет. Я несколько раз звонила в его кабинет, ведь у него сегодня обычный рабочий день, так что заместителя он не оставил, но сам как сквозь землю провалился. Его мобильный включен, но работает только голосовая почта. Жена понятия не имеет, где он. Ей он сказал, что едет на службу. Она волнуется. Я пыталась также поговорить с Момзеном, но сопляк ничего и слышать не желает о работе, пока не оправится от ветрянки. Вернца тоже нет на месте.