Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
211 
— Помолчи! — грубо осадил её Егор, хмуро оглядел её удивлённо застывшее лицо, никогда ещё он так жестоко с ней не говорил. — Помолчи… А вам, вот, что скажу, товарищ учёный, сбрехала тебе моя баба. Нету никакой библиотеки, причудилось мне. Помирал в тайге от холода и голода, вот и привиделось…
— Всё же ты хам, Егор! — как-то неестественно взвизгнула Тоня. — Как же мы теперь появимся в Москве?
— Я там ничего не потерял, — усмехнулся он.
— Сам же мне всё подробно рассказывал, даже говорил о каких-то языческих богах: Перуне, Световиде и Даждьбоге, а теперь отпираешься?! Есть библиотека! Но, почему ты не хочешь показать Витольду Львовичу какие-то церковные книжки. Мы сейчас по всей стране ведём активную борьбу с религией. В Москве снесли чуждый её облику храм Христа Спасителя и прочие дурманящие народ колокольни… Должна тебя предупредить, что ты намерился совершить антипартийный поступок, не дозволяющий распознать и, возможно, уничтожить скрытное паучье гнездо подрывной религиозной литературы… И-и…
— Помолчи-и! — устало повторил Быков, икоса взглянул на гостя и уловил, как тот сурово поджал вислую губу, как напрягся и побледнел. — Нету библиотеки! Вот мой последний сказ! Если не верите — ищите. Смотрю я, дорогая жена, что вы спелись хорошо друг с другом и ножку твою под столом он не зря давит. До свиданья, дорогой товарищ, — повернулся Быков к Осипову, — я хорошенько подумаю, может быть, вспомню ещё какую брехню, а вы опять к нам приезжайте.
— Вы за это ответите, товарищ Быков! — закипятился Витольд Львович. — Я сегодня же дам телеграмму в Москву, и вас под конвоем поведут туда, застаавят вспомнить.
— Даже так? — Егор усмехнулся и встал. — Тогда, нам не о чём больше судачить. Проваливай!
— Егор Михеич! — возмущённо взвилась голосом жена и раскраснелась. — Ты не имеешь права говорить с учёным в таком грубом и непочтительном тоне! Это — некультурно! Ты поступаешь в антипартийном ракурсе. Немедленно извинись и завтра же собирайся в экспедицию!
— Эх ты-ы, приказчица… Ты ли это? Тоня? Опомнись! Видимо, ты удалась из той породы баб, что без мужней трёпки портятся. Сразу на шею лезут и уздечку норовят надеть… а потом, начинают презирать коня, ненавидеть люто за покорство и доброту. Скажу честно, есть библиотека! Но вам не покажу, не верю я вам…
— Поймите же наконец, — миролюбиво и податливо замаслил глазами Витольд Львович, — поймите, как это важно для науки — иметь первоисточники истории и культуры! Если там есть что-либо стоящее, я похлопочу в Москве и ваши заслуги первооткрывателя обязательно отметят, возможно большим орденом или премией и медалью академии.
— Понимаю, но не могу… нутром своим чую, что ещё не пришло время копаться в тех рукописях. Так мне завещал последний хранитель-старец — «ждать времени разумного». Не могу я показать, словно кто шепчет за спиной, предостерегает: «Не ходи, не смей! Грех тяжкий и неотмывный возьмёшь на душу».
— Ха-ха-ха! — залилась Тоня смехом. — Да ты, оказывается, религиозен! А я-то думала… я бьюсь с пережитками, людей к новой жизни лицом поворачиваю, а мужа, хоть попом ставь на Алдане и церковь открывай.
— Ты замолчишь, или я за себя не ручаюсь, — тихо предостерёг Егор, да так ожёг её взглядом, что Тоня осеклась на полуслове.
— Что же, до завтра, хозяева, — поднялся мрачный учёный.
Утром Быкова вызвали в райком.
Егору вручили предписание об экспедиции да хорошенько выругали за отказ в ней участвовать. Делать было нечего, запасся он картой, провиантом, а на следующий день уже трясся в кузове грузовика, мчащегося по трассе АЯМ.
Рядом уселись трое сотрудников УНКВД для охраны учёного в тайге и оказания помощи в перевозке книг и довольный Витольд Львович.
В Нагорном экспедицию уже ждали трое эвенков-проводников со связками оленей. Егор немного успокоился. Печально оглядывал дальние гольцы, за которыми было то заповедное место, где довелось спасаться от стужи и смерти в скитском приюте.
Егор повёл караван по правому берегу Тимптона, мимо Сухой протоки, где когда-то всласть упивался глухариным током, забирал от реки всё правее в нехоженые крепи, к подножью Станового хребта.
К знакомой речушке выбрались к исходу недели. Егор давно уже признал трезубый останец, но умышленно заворачивал в сторону. Кружил по тайге, всё ещё не решив для себя — нужно ли отваливать камни от потайной дверцы пещеры.
211 
