17 
Она почувствовала, что рука Джеффри напряглась сильнее, и только тут поняла, что он обнимает ее за талию. От рыцаря исходил запах кожи и пота, но Элизабет не испытала отвращения, наоборот, близость мужчины была ей приятна.
– Ты уже целуешься лучше, – пробормотал он.
А сам подумал, что никогда не испытывал такого всеобъемлющего теплого чувства. Ощущение тела Элизабет прямо у сердца проникало в душу. Исходивший от ее волос тончайший аромат полевых цветов дурманил настолько, что, вдыхая его, Джеффри чуть не застонал. Он знал, что следует отстраниться, устрашающе взглянуть на Элизабет, чтобы та раз и навсегда поняла, кто из них господин, а кто слуга, но не имел сил разжать руки, согнать с лица улыбку. Нельзя давать ей понять, что она обладает над ним властью, нельзя проявлять слабость – иначе он проиграет. По опыту рыцарь знал: стоит поддаться, и женщины начинают помыкать мужчинами, какими бы те ни казались сильными. Но его-то ни одна женщина не окрутит, он не позволит собой верховодить. Напротив, пусть она благодарит, что он властвует над ней.
– Тогда я сделала это из чистого любопытства. – Элизабет имела в виду тайный поцелуй во время болезни Джеффри. И, упершись в его грудь ладонями, добавила:
– Раньше мне нечасто приходилось целоваться.
– Не сомневаюсь, что ты невинна. – В его тоне вновь почудилось высокомерие.
Улыбка Джеффри согревала девушку, и она заставила себя улыбнуться в ответ. А сама подумала:
«С таким, как он, следует следить за собой». Барон ее привлекал, завораживал. Но на ее вкус он был слишком сильным, напористым, несокрушимым, как стены ее крепости. С таким мужчиной хлебнешь горя. Нет, симпатии к нему нельзя позволять расцветать. Он поглотит ее без остатка, а потом обратит свой взор на другой предмет вожделения, а ее выплюнет, как пустую шелуху. Элизабет отвернулась и постаралась вспомнить, о чем они говорили. Невинна. Джеффри сказал, что она невинна.
– Откуда вам знать? – неожиданно для себя спросила она и снова взглянула Джеффри в лицо.
Скорее всего он хотел успокоить, показать, что не считает ее легкомысленной, не путает с обитательницами военных обозов.
Но девушка почувствовала раздражение. Неужели ее поцелуи так неумелы?
– Это ясно, Элизабет, – рассмеялся рыцарь. – Кто же еще способен воспользоваться случаем, пока мужчина в бреду. Такое поведение как нельзя лучше раскрывает характер.
Он над ней потешался, и его глаза весело лучились. Это удивило Элизабет. Она считала, что Джеффри вообще не способен смеяться.
Поцелуй, видимо, поднял ему настроение, и девушка решила этим воспользоваться.
– Вам лучше? – спросила она, улыбаясь.
– Лучше, – ответил барон.
– Вы назвали меня по имени, милорд. Откуда оно вам известно?
– Эту загадку решить не составляло труда, – хмыкнул он. – Но есть другие вопросы, на которые тебе предстоит ответить. Только позже, когда мы вернемся в поместье.
– С удовольствием… Но если милорд не возражает, я предпочла бы поговорить сейчас, пока мы не возвратились в Монтрайт.
Джеффри нахмурился, но все же кивнул. Подошел к валуну у хижины, присел и вытянул перед собой длинные ноги. И машинально принялся гладить улегшихся рядом собак.
– Для начала расскажи, почему ты не осталась в замке и зачем убежала сюда?
– Не могла, раз в Монтрайт собирался Белвейн. – Элизабет встала между раскинутых ног барона и молитвенно сложила ладони. – Это долгая история, милорд. Неужели вы хотите ее выслушать всю?
– Да, – отозвался Джеффри. Ему не терпелось услышать ее рассказ, чтобы понять, что случилось в Монтрайте.
– Мои родители, сестры, муж одной из них, – начала она шепотом, – все убиты… Виноват младший брат отца Белвейн… Он должен понести наказание.
– Давай-ка с самого начала, Элизабет. – Барон произнес это ободряющим тоном. – Расскажи, как все было.
Девушка кивнула и собралась с духом:
– Я не видела, как они нагрянули. Мы с маленьким Томасом в это время уехали кататься верхом. Вся семья собралась на день рождения братика. Такая у нас была традиция, – объяснила она.
Джеффри наклонил голову, давая понять, что внимательно слушает, но вдруг осознал, что Элизабет смотрит мимо него. Теперь ее рассудком владела память, лицо исказила мука, страшные слова готовы были вот-вот сорваться с языка. Рыцарь хотел ее обнять, утешить, но по тому, как гордо держалась девушка, чувствовал – она не примет сострадания. Она заново переживала адский кошмар, и Джеффри оставалось только слушать.
17 
