Последние отзывы

  108  

Она отвернулась от окон и рассеянно потерла мочки ушей, глядя в старинное овальное зеркало-псише. Отраженная в нем женщина показалась ей незнакомой. Цвет волос ее был темнее натурального их цвета, и волосы казались почти черными. Хотя она и любила носить их распущенными, она редко позволяла себе это, стягивая их и убирая от лица заколкой-зажимом. Ее синие, некогда лучистые глаза потускнели. Нос и скулы подверглись вмешательству пластического хирурга, хотя ей они нравились и в исконном своем виде, такими, какими создал их Господь. Оставаясь одна, она позволяла себе не держать спину, слегка сутуля свои широкие, крепкие от плавания в океане возле Ла-Гойя в Калифорнии, плечи, и тогда грудь ее словно вдавливалась под тяжестью какого-то груза. Из уголка ее глаза выкатилась и поползла по щеке слеза; слеза упала на столик рядом с лежавшими на нем серьгами.

Она опустила взгляд, устремив его на столик. Как и ее глаза, синие камни в серьгах больше не искрились светом. Она вспомнила, что Уильям Уэллес объяснял ей про радужный свет драгоценных камней — дескать, это свет ненастоящий, иллюзия, вызванная преломлением лучей. Настоящий же свет, как говорил Уэллес, исходит изнутри. «Без него же, — говорил Уэллес, — даже такие прекрасные камни, как эти, выглядели бы стекляшками». Тогда ей казалось, что она его поняла. Но это было не так. Поняла она его лишь сейчас.

Она вскинула голову и вздрогнула, испугавшись неожиданно появившейся в зеркале мужской фигуры.

— Ты, должно быть, задумалась, — сказал Роберт Мейерс. — Прости, что потревожил. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Просто устала, — прошептала она.

Он прошел мимо нее к двойным дверям в спальню. В спальню был и другой вход, но он часто проходил туда через ее туалетную. Мейерс включил газовую горелку, и в камине взметнулось пламя. Он оглядел компакт-диски, аккуратно сложенные в ящике резного, ручной работы шкафа, некогда принадлежавшего Джону Кеннеди. Шкаф этот он приобрел на аукционе Сотби.

— Почти два миллиона долларов. — Он вытащил из гнезда один из дисков, открыл футляр, вставил диск в плеер. В грохот барабанов и металлических тарелок вплелись скрипки, флейты и трубы. Она не узнала произведения. Нечто первобытно-популистское. В партийном духе. — По самому первоначальному подсчету. Весьма недурно — за один-то вечер! — Он увеличил громкость и прикрыл резные, ручной работы двери. — Неплохо для начала. Кампания развивается в нужном направлении. Еще несколько таких вечеров, и мне сам черт не брат!

Он встал, вписав свой затылок в висевший на полосатой сине-серой стене ее портрет в раме. Не считая этого ее изображения в полный рост, все в комнате — и цвета, и темная викторианская мебель — было подчеркнуто мужским, мужественным. Мейерс скинул смокинг и бережно повесил его на плечики. Прислуга возьмет его, почистит, погладит. Он стянул с шеи галстук-бабочку, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и распахнул ворот.

Встав из-за туалетного столика, она прошла в спальню — теперь ее с мужем разделяла лишь кровать с пологом. Глубоко внутри у нее гнездилась печаль, но теперь к этому чувству примешивалось другое. Внутри бушевал гнев. Он нарастал, давая ей силу, которой она не ощущала в себе долгие годы.

— Ты это сделал? — спросила она.

Мейерс помедлил, прежде чем снять черные ониксовые запонки и расстегнуть рубашку. Он аккуратно сложил запонки в их углубления в шкатулке красного дерева.

— Мне показалось, что ты сегодня была рассеяна, не в духе. Так не годится.

Она ненавидела себя. Ненавидела ту, в кого превратилась.

— Ты это сделал? — опять спросила она.

Рука Мейерса на секунду замерла. Потом он скинул с себя рубашку. Его плечевые мускулы с отчетливыми полосками сухожилий слегка подрагивали.

— Если мы на это нацелились, то надо уже сейчас, как и впредь, выкладываться на полную катушку. Самыми трудными будут восточные штаты. Ричардсона там будут изображать как полную противоположность мне с моим северо-западным происхождением и воспитанием. Его представят истинным восточным джентльменом, не чета мне, ковбою с Запада. Но ничего. Ронни подобное не помешало, ведь правда?

Она вернулась в туалетную комнату и стала разглядывать серьги.

— Однако как оратор Ричардсон полный ноль. На трибуне держится точно деревянный. Надо будет ловить каждый случай схлестнуться с ним в споре.

Она повертела в руках одну серьгу. На задней стороне дужки виднелись две перевитые буквы «W». Сердце у нее забилось в такт грохочущим в плеере барабанам. Зажмурившись, она перевернула вторую серьгу.

  108