— Я здесь.
Она замерла на второй ступеньке. Голос показался ей чужим.
— Грант?
— Я в гостиной.
Спустившись с лестницы, она вгляделась в темноту.
— Грант?
— Я здесь.
Она нащупала выключатель под лампой на столике, щелкнула им. Зажегся неяркий свет. Он сидел в кресле с подголовником, глядя в незажженный камин. Пошевелился он, только чтобы отпить из стакана.
— Почему ты дома? И сидишь в темноте?
Он прикончил свой стакан и, потянувшись за бутылкой, стоявшей у ножки кресла, налил еще полстакана. Если он и обратил внимание на беспорядок в доме, он этого не выказал.
Дана села у окна. Пятнадцать футов пространства между ними оказались как бы буферной зоной для ведения неизбежных переговоров. Грант поднял на нее тусклые, налитые кровью глаза и задержал на ней взгляд, видимо, достаточно, чтобы заметить ее вечерний наряд.
— Где это ты была?
— Отмечали годовщину основания фирмы, как отмечаем каждый год. — Она имела основания надеяться, что он не вспомнит, что дату эту они отмечают в октябре, а вовсе не в апреле. На праздник этот он ходить терпеть не мог, не объясняя причины, о которой она догадывалась и без его объяснений. Он чувствовал свою ущербность по сравнению с ее коллегами-адвокатами. Она знала, что он не станет донимать ее вопросами, на которые не могла дать ему правдивый ответ. А лгать она больше не хотела — хватит, сыта по горло.
— Почему ты вернулся? Я думала, процесс затянется еще по крайней мере недели на две.
— Я сам так думал. — И выглядел он, и говорил так, будто был сильно простужен. Глаза у него были красные и воспаленные.
— Что случилось?
Он откашлялся и, помедлив немного, заговорил, словно обращаясь к камину:
— Мы изложили наши претензии, как и было условлено, представили свидетелей, те выступили один за другим; все шло без сучка без задоринки. — Речь его была нечеткой, как бы смазанной, но слова он находил без труда. — Прекрасно все шло. С их стороны почти никаких возражений не было. А когда они возражали, то делали это робко и неуверенно. Я думал, что они вот-вот признают свое поражение и пойдут с нами на мировую, мы получим искомые сто пятьдесят миллионов, и все будет кончено. — Подняв стакан, он налил себе еще.
— Ты не считаешь, что выпил уже достаточно?
— О нет! — Он засмеялся, но невесело, с горечью. — Это я только начал!
Дана поплотнее закуталась в накидку. Мускулы ног у нее подрагивали, и она не могла унять эту дрожь.
— Так что же случилось?
— После перерыва судья отпустил присяжных и объявил, что продолжим мы утром. Судя по тому, как это было сказано, я решил, что продолжение ожидается недолгое. — Он опять засмеялся и поднял глаза к висевшей над каминной полкой картине, изображавшей вздыбившихся, косящих испуганным глазом коней — то, что их так напугало, на самой картине отсутствовало, художник предоставил это воображению зрителей. — Помню, что я поглядел на Билла Нельсона и улыбнулся ему. Вечером за ужином мы только гадали, хочет ли судья в своей речи посоветовать уладить дело полюбовно или же предполагает защиту, но короткую. Мы уже считали денежки. — Он поперхнулся и, прочистив горло еще одним глотком, опять наполнил стакан.
— А наутро их защита выступила с ходатайством о вынесении немедленного решения. Я с трудом сдерживал улыбку, хотя и отдавал должное их смелости. И тут судья вдруг скажи… Он так сказал: «Я ждал этого». «Я ждал этого!»
Не обращая внимания на Дану, Грант уставился в камин.
— Такая смелость с их стороны была обусловлена одним — они оспорили все наши доводы, утверждая, что контракт юридически не правомерен, так как не учитывает окончания срока партнерства и, следовательно, компания Нельсона не имела оснований возбуждать дело и на что-то претендовать. — Он встал, споткнулся, но, устояв на ногах, поднял вверх палец, как поняла она, изображавший адвоката противоположной стороны. — «И более того, ваша честь, любая дальнейшая попытка претензий со стороны истца будет отклонена и пресечена как не учитывающая окончания срока партнерства». — Он повернулся и, взглянув наконец на нее, поднял стакан, как бы шутливо провозглашая тост. — Иными словами, твой благоверный потратил кучу времени, возбуждая юридически неправомочное дело от юридически несостоятельного лица. Но они выжидали. Все выяснилось еще за неделю до начала процесса, но им надо было опозорить меня перед клиентом, перед моим начальством, судьей, присяжными и перед самим Всевышним! — Последнее он выкрикнул, как баптистский проповедник, вещающий перед своей паствой на утренней службе; и тут же он разразился странным сдавленным смехом, перешедшим в рыдания.