Последние отзывы

  195  

Гений Леонардо был поистине универсальным. Но таково было время возврата Западной Европы (через Восточную – точнее, Византию – и арабов) к искусству, философии, наукам античности; шло преодоление эпохи веры, Средневековья, сковывавшей догмами, запретами, установлениями свободу творческих дерзаний. Заявляла о своих правах и достоинстве человеческая личность. Вот и пытливый ум Леонардо стремился познать все на свете не с чужих слов – пусть даже начертанных в Священном Писании, – а обращаясь непосредственно к природе.

В биографии Леонардо, написанной Вазари, сказано: «Занимаясь философией явлений природы, он пытался распознать особые свойства растений и настойчиво наблюдал за круговращением неба, бегом луны и движением солнца… Вот почему он создал в уме своем еретический взгляд на вещи, не согласный ни с какой религией, предпочитая, по-видимому, быть философом, а не христианином».

Созданные Леонардо «Мадонна с младенцем» и «Тайная вечеря» (фреска в трапезной Миланского монастыря Санта Мария делла Грацие) прежде всего человечны и не оставляют места чуду. В окна видны небо с облаками и гряды невысоких гор, уходящих вдаль. Иисус печально сообщает, что один из апостолов станет предателем. Каждый из них выражает чувства по-своему. Центральное положение Христа подчеркнуто движением фигур и перспективой.

В отличие от всех предыдущих работ на этот сюжет, здесь Иуда находится среди апостолов как равный. Он лишь отстраняется от Иисуса, сжимая в руке мешочек с серебряниками. Выходит, предательство совершают не только явные выродки, отщепенцы, но и еще недавно преданные последователи.

Отношение Леонардо к религиозным предрассудкам было скептическим. О поклоняющихся иконам он отзывался так: «…Они будут просить милости у тех, кто, имея уши, не слышит; они и будут светить тем, кто слепы» [имея глаза]. О священниках: «Фарисеи сиречь – святые отцы».

Ему ненавистны суеверы и лицемеры, а более всех – пустые «прожигатели» жизни. О них он отзывался особенно резко: «Мне думается, что люди грубые, дурных нравов и малого разума не заслуживают столь прекрасного орудия и столь большого разнообразия органов, как люди умозрительные и великого разума, а заслуживают они лишь мешка, куда поступала бы пища и откуда она выходила бы, так как поистине нельзя их считать ни чем иным, кроме прохода для пищи; вот почему, думается мне, они ничего не имеют общего с человеческой породой, кроме разве голоса и фигуры, и все прочее у них значительно ниже зверя».

Нет ли в этих словах пророчества великого труженика Леонардо да Винчи? Алчное общество потребления возникнет через пять веков после него. Замечательные достижения техники будут направлены на удовлетворение похотей и прихотей, ненасытных материальных потребностей бездарных обывателей. А тем «творческим деятелям», кто ссылается на мешающие им те или иные ограничения, неблагоприятные обстоятельства, можно припомнить басню Леонардо о творческой свободе:

«Растение жалуется на сухую и старую палку, которая торчит у него сбоку, и на сухие палки, обступившие его кругом. Но та держит его прямо, а эти охраняют от дурного соседства».

МИКЕЛАНДЖЕЛО

(1475—1564)

Героические эпохи рождают титанов. Творения титанов прославляют эти эпохи в веках. В кипении страстей, сражениях на поле боя и в столкновении мнений, соперничестве талантов формируются гении. Так разряды молний сопровождают буйство стихий, высокое напряжение разнозаряженных сил:

• Зло скудно там, где скуден мир добром,
• И грань меж них проложена нестрого.

Так писал поэт Микеланджело, более прославленный как скульптор, живописец, архитектор. Он был неутомимым и могучим вдохновенным творцом, не ведающим покоя (тяжкий крест и высокая привилегия гения). В бесформенных глыбах мрамора его воображение видело невоплощенные еще образы, и он высвобождал их резцом, считая своим соавтором саму природу:

• Высочайший гений не прибавит
• Единой мысли к тем, что мрамор сам
• Таит в избытке, – и лишь это нам
• Рука, послушная рассудку, явит.

Хотя конечно же тайна заключена не в материале, а в творце. И потому миллионы изваяний, созданные мастерами разных стран и столетий, чрезвычайно редко одухотворены мыслью и чувством, так как это удавалось сделать Микеланджело.

Особую выразительность придавала его скульптурам их изменчивость и пластичность в разных ракурсах, а порой – незавершенность, словно сохраняющая мощь каменной глыбы и возможность новых воплощений. Но главное, он в камне выражал свои муки и горести, утоляя неистовую жажду творчества:

  195