98 
В пользу авторства У. Шекспира говорит и то, что о нем писал, например, другой английский драматург и поэт, его современник Бен Джонсон (1573—1637). Он упрекал Шекспира за недостаточную ученость, плохое знание латыни и незнание греческого, но в то же время восклицал: «Душа века! Предмет восторгов, источник наслаждения, чудо нашей сцены». По его мнению, пьесы Шекспира «выше сравнения с тем, что гордая Греция и надменный Рим оставили нам». (Кстати, Бен Джонсон был знаком и с Ф. Бэконом.)
За последние два века, когда Шекспира признали великим драматургом, как-то забылось, что в свое время лишь немногими современниками он был высоко ценим (приведенное выше высказывание Б. Джонсона – некролог). Никто тогда всерьез не интересовался биографией Шекспира, включая его самого. Удивительно другое: в наше время его пьесы считаются чрезвычайно сложными и тонкими, труднопонимаемыми, доступными в сути своей только избранным. А при его жизни было иначе. Вот что подчеркнуто А.А. Аникстом:
"Свои главные произведения Шекспир написал для общедоступного народного театра. В те времена театр считался развлечением сравнительно низкого рода. Достаточно сказать, что в пределах Лондона городские власти не разрешали строить театры и давать публичные представления. Буржуа-пуритане, управлявшие муниципалитетом столицы, видели в театрах источник разложение нравов и одну из причин распространения эпидемий чумы. Театр строили за городской чертой, там, где находились всякого рода злачные места и такие развлечения, как загоны для травли медведя и арены для петушиных боев.
Странная ситуация: 400 лет назад Шекспира прекрасно понимал лондонский простой люд (для которого в основном он и писал), а теперь его с трудом осмысливают эстеты и культурологи, не говоря уж о театралах, «отборной» публике. В чем тут дело?
Возможно, слишком многое люди стали усложнять, а потому и путаются даже в достаточно простых историях, о которых повествует Шекспир. Или со временем многое меняется и прошлое уже понимается с трудом? Не исключено, что простые и сильные чувства становятся чуждыми для людей образованных и утомленных погоней за модой, новизной.
Одну из причин популярности шекспировских героев отметил более 120 лет назад отечественный публицист Н.К. Михайловский в статье «Гамлетизированные поросята». По его мнению, просвещенной публике очень близки сомнения, неуверенность Гамлета, его неумение принимать твердые и ответственные решения, отсутствие сильного чувства долга, склонность к актерству; к тому же он красиво одет, образован, принадлежит к избранному обществу. Вот почему многие, причисляющие себя к интеллектуалам, склонны отождествляться с ним, ощущают себя в его наряде и на его месте. «Словом, Гамлет не глубиною или обширностью своего ума плодит гамлетиков», – подчеркивал Михайловский. Добавим: и не благородством, признанием своих недостатков, стремлением преодолеть их и способностью в конце концов проявить мужество. (Правда, мы помним Гамлета в исполнении замечательного поэта и артиста Владимира Высоцкого – резкого, страстного, бунтарского; но это уже специфическая перестройка шекспировского героя.)
Толкований образа Гамлета множество. И.С. Тургеневу принадлежит превосходный очерк «Гамлет и Дон Кихот», одно из главных положений которого таково: трагедия Гамлета во многом объясняется тем, что он мыслитель, а не деятель. Развивая эту мысль, Вл. Соловьев подчеркнул столкновение христианской морали (добром побеждать зло) и языческого закона кровной мести (око за око, смерть за смерть). Но ведь и тот, и другой принцип упомянуты в Библии, определяя переход от Ветхого Завета к Новому. Да и многие ли люди, считающие себя христианами, отказываются от мести врагам или обидчикам? И так ли уж религиозен Гамлет?
Обратим внимание на один аспект его знаменитого монолога «Быть или не быть…». Как должна была воспринимать публика времен Шекспира мысль о «пустоте за гробом»? Ведь всем им было известно, что душа бессмертна, есть ад и рай, предстоит Страшный Суд. Что за ужасную бездну предполагает Гамлет? Разве такое возможно? Неужели вот эта моя недолгая жизнь – единственная, и я пропаду навсегда, меня никогда больше не будет?!
Такую идею Шекспир мог почерпнуть из сочинений Джордано Бруно, тогда изданных в Англии (драматург и философ могли даже встречаться: у них были общие знакомые; кстати, в одной пьесе Шекспира главный герой Бирон высказывает некоторые мысли Бруно). Так или иначе, представление о смерти не только тела, но и сознания (души) было тогда необычным и даже кощунственным, а потому слова «не быть» звучали буквально со страшной силой.
98 
