Она оказалась куда прекраснее, чем он представлял.
И заметила, что он очнулся.
– Доброе утро. Как вы себя чувствуете? Все еще небольшая сонливость?
Тео попытался сесть. Она потянулась к пульту управления и нажала кнопку. Изголовье кровати медленно поднялось. Тео ощутил легкую колику в боку, словно что-то его ужалило.
– Скажите, когда остановиться.
– Так хорошо, – кивнул он. – Спасибо.
Она взяла его историю болезни и стала писать, пока он тупо глазел на нее. И казался себе ужасно беззащитным и неуклюжим, сидя на кровати в просторной больничной рубашке. Он никак не мог придумать, что ей сказать. Впервые в жизни ему хотелось быть обаятельным, неотразимым, и при этом он не имел ни малейшего понятия, как этого добиться. Тео недаром считался запойным трудоголиком, и в его жизни попросту не было места для хороших манер и светских добродетелей.
За четыре года, прошедших со смерти его жены, он стал резким, бесцеремонным, язвительным, потому что не имел времени рассыпаться в любезностях и старался говорить коротко и прямо, а кроме того, постоянно спешил переделать как можно больше дел. Поэтому столь неожиданная метаморфоза потрясла его. Он и в самом деле хотел быть обаятельным. Поди попробуй, как говаривал его самый младший брат Зак. И все же Тео считал, что сумеет вывернуться. Да. Именно. Вполне выполнимая задача.
– Помните, что случилось прошлой ночью? – спросила она, поднимая глаза от своих записей.
– Мне сделали операцию.
– Да. Удалили аппендикс. Еще четверть часа, и он наверняка бы лопнул.
– Я припоминаю какие-то отрывки. Что это у вас с глазом? Она улыбнулась и снова принялась писать.
– Недостаточно быстро увернулась.
– Кто вы?
– Доктор Ренар.
– Майк?
– Простите?
– Кто-то назвал вас Майк.
Мишель закрыла папку, надела колпачок на авторучку, сунула в карман и обратила взор на больного. Операционные сестры были правы: Тео Бьюкенен – потрясающий мужчина… и чертовски сексуален. Но какое это имеет значение? Она его врач, не больше и не меньше, и потому не могла отреагировать так, как отреагировала бы на столь великолепный образец мужского пола любая другая женщина. Его волосы растрепаны, на щеках темнеет щетина, и все же он чертовски сексуален. И пет ничего дурного в том, что она это заметила… если, конечно, он не заметил, что она это заметила.
– Вы только что задали мне вопрос, верно?
Тео видел, что смутил ее, но не мог понять, чем именно.
– Я слышал, как кто-то назвал вас Майк.
– Да, – кивнула она. – Так меня зовут коллеги. Уменьшительное от Мишель.
– Какое чудесное имя!..
– Спасибо.
Вчерашние события постепенно всплывали в памяти. Он был на вечере и встретил эту поразительную женщину в облегающем черном вечернем платье. Она была ослепительна. Это он помнил. Ее синие глаза разили наповал, и с ней еще был Уилли Нелсон. Он пел. Нет, не может быть. Кажется, голова еще недостаточно прояснилась.
– Вы говорили со мной… после операции.
– В послеоперационной палате, – подтвердила она. – Но в основном говорили вы.
Она снова улыбалась.
– Да? И о чем же?
– По большей части бредили.
– Вы забрали мой пистолет. Где он?
– Заперт в больничном сейфе. Вместе с другими вашими вещами. Доктор Купер позаботится о том, чтобы вы все получили перед выпиской. Он сам станет вас вести. Встретитесь с ним во время обхода.
– Почему?
– Что «почему», мистер Бьюкенен?
– Тео, – поправил он. – Меня зовут Тео.
– Знаю. Ваш брат посоветовал мне придерживаться именно этого варианта.
– Который из братьев?
– А сколько их у вас?
– Пятеро. И две сестры. Так с кем вы говорили?
– С Ником, – пояснила Мишель. – Вы дали мне его телефон и попросили позвонить. Он расстроился и взял с меня слово позвонить еще раз, после операции. Как только вас вкатили в послеоперационную палату, я позвонила и заверила, что с вами ничего страшного. Он хотел приехать, но облегченно вздохнул, когда я сказала, что в этом нет необходимости.
Тео кивнул.
– Ник ненавидит летать. А когда я дал вам его телефон? Не помню.
– Пока лежали в предоперационной. Как только мы сделали вам болеутоляющее, вы немедленно разговорились… и кстати, ничего не получится. Я не выйду за вас.
Тео улыбнулся в полной уверенности, что она шутит.
– Не помню никакой предоперационной. Только боль. Дергало, как су…