110 
— Судя по телеграмме Лотти, ваш преследователь явится в Роуз-Хилл. Стало быть, у меня далеко не праздный интерес.
— Нет, на ранчо меня никто искать не станет — ведь я оттуда уехала. И к тому же я сделала вид, будто из Блю-Белл направилась на запад, а сама двинулась на юг.
— А кто такая Лотти?
— Подруга. Пела вместе со мной в хоре. Она очень славная, но имеет склонность впадать в панику из-за каждого пустяка.
— Неужели?
— Ну поверьте же, Адам, никто не хочет причинить мне вреда. Честное слово.
Он взял ее за руку.
— И все же откройте мне правду: кто за вами гонится?
— Проповедник за мной гонится, — устало произнесла Женевьев и вздохнула: она поняла, что Адам все равно не отстанет от нее, как дьявол от души грешника.
Адам поднял бровь.
— Проповедник?
— Его зовут Эзекиел Джонс. Имя вымышленное. Однажды он якобы услышал голос свыше, после чего решил, что теперь ему требуется более солидное имя. Так он стал Эзекиелом. Он проповедовал в той церкви, которую я регулярно посещала… Кажется, я уже упоминала, что и ваша мама Роуз ходила в ту же самую церковь; там мы и познакомились. — Женевьев подумала, что бы еще добавить. — Я никогда не спрашивала ее об этом, но уверена, что ей нравился Эзекиел. Его все любили. Он говорил очень вдохновенно.
По щеке Женевьев скатилась слеза. Адам обнял девушку за плечи и привлек к себе.
— Но почему этот проповедник гонится за тобой? — прошептал он.
— Я пела у него в хоре.
Он еще теснее прижал Женевьев к себе. Да, надо иметь ангельское терпение, чтобы добиться от нее правды! Ну что же, настойчивости и упорства ему не занимать, так что отмолчаться ей не удастся.
— Он преследует тебя, потому что ты пела у него в хоре? Странно. И что же он хочет с тобой сделать?
— Да ничего он не хочет со мной сделать, — упрямо пробурчала девушка". — Ну… наверное, он просто пытается вернуть меня в хор.
— Почему?
— Я для него надежный кусок хлеба. Когда я пою в хоре, церковь переполнена.
— Ага, теперь все ясно. И прихожане больше жертвуют, да?
Женевьев кивнула.
— Людям нравится мой голос, — запинаясь, проговорила она и зарделась от смущения.
— Я их отлично понимаю.
Женевьев улыбнулась.
— Знаешь, с тобой я чувствую себя в полной безопасности, — немного помолчав, сказала она.
Адам засмеялся. Теперь, когда Женевьев ему все объяснила, он немного успокоился и меньше сердился. Ее беда — вовсе не беда, а так, небольшая неприятность, и он быстро со всем этим разберется.
— Ах вот как… Если бы ты знала, с какими мыслями я сюда ехал, ты бы так не говорила.
Женевьев не поняла, поддразнивает он ее или говорит серьезно.
— И что же ты думал? — осторожно спросила она.
— Не важно. Лучше признайся, все ли ты мне рассказала.
— Конечно.
— Ничего не утаила?
— Боже, какой ты подозрительный! — вздохнула Женевьев. — Я ничего не скрыла. Ничего. Ты знаешь все, что тебе надо знать, — добавила она.
— Если ты действительно рассказала мне правду…
— Разумеется, — прервала она Адама.
— …то проблема решается очень просто, — убежденно закончил он. — Не могу только понять, почему ты не рассказала мне про Эзекиела в Роуз-Хилле.
— Я уже объяснила, почему не доверилась тебе: не хотела впутывать в свои дела. Видишь ли, Эзекиел Джонс не очень хороший человек. Для него не существует слова «нет».
— А ты отказалась вернуться в хор?
— В том-то и дело.
— И что же?
— Он запер меня в комнате.
— Неужели он так поступил с тобой? — Голос Адама звучал кротко, но от него веяло ледяным холодом.
Его взгляд испугал Женевьев; она снова подумала, каким опасным противником он, наверное, может быть, и порадовалась тому, что он на ее стороне.
— Да, — тихо ответила девушка. Она зябко повела плечами, потерла руки и добавила: — Чтобы удрать от него и двух его прихвостней, мне пришлось вылезти в окно. Я порвала свою самую лучшую юбку.
— Жаль, что не сказала об этом раньше. Если не хотела довериться мне, могла бы поговорить об Эзекиеле с Харрисоном. Он юрист и с помощью закона, несомненно, сумел бы поставить этого человека на место. Но я скорее мог бы оградить тебя от преследования и угроз Эзекиела, — спокойно заявил Адам.
— Каким образом? — Женевьев с волнением ждала ответа, но Адам ничего не стал объяснять, и она, протестующе подняв руку, проговорила: — Я не хочу, чтобы ты что-то предпринимал! Может быть, Эзекиелу неизвестно, где я сейчас нахожусь, а добравшись до Солт-Лейк и сев на нью-йоркский поезд, я избавлюсь от него раз и навсегда.
110 
