Васенька вдруг проснулся и повел вокруг испытующим взглядом, остановил его на старухе и радостно промолвил:
- Бабушка… — а потом спрянул с кровати и подбежал к Ирине, уткнулся головенкой в ее живот и снова промолвил, — мамушка… где ты была, я тебя искал, искал и… плакал.
Вздрогнула всем телом Ирина и запричитала, оглаживая осторожно его волосы и щечки, а малец отошел от нее и, шлепая босыми ногами, направился к Илию, с удивлением потянулся всем тельцем и потрогал его тяжкий крест пальчиками.
— Дедушка, что это? Дай мне поиграть…
— Не игрушка это, чадушка… крест Господень сие называется.
Васенька призадумался, царапая щечку пальчиком и направился к замершему Егору.
— Ты мой папа? Ты уже вернулся с войны?
- Вернулся, — едва слышно отозвался он и подхватил на руки легонькое тельце Васятки, поднял над головой, радостно смеясь.
— А ты больше на войну не уйдешь?
— Не уйду… не уйду Васенька, будем с тобой играть?
— Будем… только игрушек нет у меня.
— Я тебе сделаю.
— И танк сделаешь, и самолет заправдашний? И ружье?
- Зачем тебе страшные игрушки, я тебе кораблик сделаю, в пруду его будешь пускать под парусом.
- Не хочу кораблик, — обиженно надул губы Вася, — хочу танк и самолет… немцев стану бить.
- Откуда ты пришел, Васенька, кто поранил тебя? — спросил Егор.
- Не знаю, — он наморщил лобик, силясь что-то вспомнить.
- Обеспамятовал, — горько вздохнула старуха, — но раз признал нас за родню, пусть и будет внуком и сыном…
- Дай мне подержать, — робко и глухо проговорил Мошняков, он тянул руки к Егору, и такая неутоленная жажда у него была в глазах, такая мольба, что Окаемов скрипнул зубами и отвернулся… едва сдерживая себя. Сирота большой принял малого на руки, неумело приласкал его и заверил:
— Я тебе выстругаю настоящий автомат… и шашку!
— Правда?
- Правда… и пусть они будут у тебя деревянными всю твою жизнь, — он пестал осторожно дитя, видя с болью душевной ранки на его теле и наливаясь бледностью по своему вырубленному из дуба лицу. Николка Селянинов тоже выпросил его на руки и вдруг некстати радостно пропел:
- Ветер дует и качает.
- Молодую елочку-у…
- За тебя засадим пулю,
- Гитлеру под челочку-у-у…
— Замаяли ребятенка, хватит уж, — ворчливо поднялась старуха и отняла Васю, — у нево ить кожица поврежденная, небось больно в ваших ручищах, а терпит и молчит… Нанянчитесь ишо вдоволь, пусть очунеется малость под приглядом. Крестить ево надо, нехрещенный, видать, он. Окрестим, старинушка? — она взглянула на Илия вопросительно и с мольбой.
— Окре-естим… еще как окрестим, по всему чину… Кто ж вознесет вас, как не опечаленный вами…
* * *
Через пару дней Васятка уже бегал по монастырскому двору и саду, как ни в чем не бывало, принося бабушке смятение и поиски его, а Ирина так все свободное время проводила с ним, и жалела его и радовалась каждому слову его… Васятка проявил сразу свою самостоятельность и любовь к свободе. Объедался в саду падающими полуспелыми яблоками, пускал кораблики по пруду, отталкивая их от берега деревянным ружьем, сделанным Мошняковым, и внимательно наблюдал, как слабый ветерок наполнял паруса и кораблик плыл через пруд к другому берегу. Необыкновенной смышлености мальчишки поражался даже Илий. Во время одной из молитв в своей келье за садом он вдруг услышал стук в коридорчике и сопение. Старец выглянул и опешил… Малец упорно возился с его уготовленной дубовой колодой, кою в давние годы Илий сам выдолбил тонкостенно и любовно, завещав в ней схоронить. Малец уже сдвинул ее нижний край от стены и уронил, вытаскивая смертный ковчег через двери.
— Ты что задумал, Васенька? — тихо проговорил Илий.
— Кораблик такой хороший, а ты, дедуня, мне про него не говорил… Вот батя парус мне приладит, и поплыву через пруд, — отвечал серьезно Вася, не оставляя свои труды.
— Рано еще тебе в таком кораблике плысть, — покачал головой Илий, — вот ить доступный какой, углядел… Нельзя сей кораблик мочить в воде, он потом порепается и течь даст… Да и тяжел ковчег мой… не утянешь поди к пруду.
— А ты помоги, старинушка, — он назвал его именем, каким добродушно окликнула Илия при нем всего один раз Мария.
Сердце старца растаяло от простоты детской и умилилось. Он опять стал отговаривать его: