Да еще и этот кабинет, который выделил для него Говард и куда его только что проводил детектив-констебль Дайнхарт… Как и все остальные кабинеты в этом полицейском управлении, он был темным, мрачным, с невероятно высоким потолком. На серовато-коричневом ковре стояли кресла, обитые гладкой коричневой кожей, а из окна во всей своей красе открывался фасад Кенбернского газового завода. Уэксфорд не мог не вспомнить с ностальгией свой кабинет в Кингсмаркхеме — такой светлый и современный, сосну за окном, а не это уродство, и, наконец, его любимый коричневый с красноватым отливом письменный стол, на котором всегда царил особый рабочий беспорядок.
Сидя в кресле, он мучительно пытался понять, что с ним происходит. Дом Говарда слишком велик для него, а это место — слишком убого. Чего он хотел? Чтобы Лондон был утопическим Кингсмаркхемом и чтобы лондонские полицейские расстилали перед ним красную ковровую дорожку?
Уэксфорд уставился на газовый счетчик, размышляя о том, что делать дальше. «Суй свой нос куда захочешь», — сказал ему племянник, но куда совать нос и какие у него полномочия? В тот момент, когда он раздумывал, прилично ли будет разыскать Говарда, его племянник постучал в дверь и вошел.
Он выглядел усталым. На утомленном лице серые глаза потеряли присущий им блеск, а кожа под ними припухла.
— Как тебе нравится твой офис?
— Спасибо, замечательный.
— Вид из окна — ужасный, но, к сожалению, выбора нет: либо этот, либо пивоваренный завод, либо автобусная остановка. Я пришел извиниться за Бейкера.
— Не обращай внимания, Говард.
— Нет, он вел себя грубо по отношению к тебе, и это непростительно, однако к Бейкеру следует отнестись снисходительно. Дело в том, что в последнее время он находится в сильном нервном напряжении. Он женился на девушке вдвое моложе его. Она забеременела, и Бейкер был совершенно счастлив до тех пор, пока она не объявила ему, что ребенок — от другого мужчины и она уходит к нему. С тех пор он разуверился в людях и находится в постоянном страхе, что кто-то обманет его и на работе.
— Понимаю. Неприятная история.
Они немного помолчали. Уэксфорд отчаянно надеялся, что Говард не уйдет снова, оставив его один на один с этим газовым заводом и гнетущими мыслями. Чтобы задержать его еще на какое-то время, он сказал:
— Кстати, о ребенке Лавди Морган…
— Именно об этом я и хотел поговорить с тобой, — отозвался Говард. — Даже не знаю, что и думать. Не пойму, насколько это существенно для данного дела, поэтому надо с кем-то обсудить. С тобой.
Уэксфорд почувствовал огромное облегчение и расслабился — слова племянника звучали искренне. Может быть, в конце концов…
— Ребенок, возможно, находится с бабушкой и дедушкой, — заговорил Уэксфорд, буквально ощущая, как его покидает жалость к самому себе. — О них тебе что-нибудь известно?
— Мы делаем все возможное, чтобы отыскать их. Во-первых, родителей необходимо найти до того, как она будет похоронена, но я начинаю думать, что их уже нет в живых. Да, конечно, понимаю, в наше время у девушек всегда возникают разногласия с предками, они уходят из дома, но в таком случае родители чаще всего еще больше начинают беспокоиться о детях. Что же это за люди, если у них пропала или хотя бы просто ушла из дома дочь, двадцатилетняя блондинка, и теперь, читая в последних газетах все эти публикации, они не предпринимают никаких попыток связаться с нами?!
— Видимо, это просто люди, лишенные воображения, Говард, или же в их сознании собственная дочь не ассоциируется с Лавди Морган, потому что это — не настоящее ее имя, и они не знают, что их дочь жила в Кенберн-Вейл.
Говард пожал плечами:
— Она словно с неба свалилась в Кенберн-Вейл два месяца назад безо всякого прошлого. Сейчас, насколько тебе известно, несмотря на то что у нас нет полных идентификационных карт, как в некоторых странах Европы, все же у каждого есть медицинская карта и номер страхового полиса. В комнате Лавди Морган медицинской карты не обнаружено, так же как ее нет и в списке пациентов местного врача. Трудно представить, что она лечилась у какого-то частного врача, но, возможно, она была настолько здорова, что не нуждалась в медицинском наблюдении. Но у нее был ребенок, Рэдж. Кто и где принимал у нее роды? Когда она впервые пришла в «Ситансаунд», Голд спросил ее о государственном страховом полисе. Она ответила, что у нее его нет; тогда Голд отправил ее к людям, ведающим социальным обеспечением, где она и получила полис на имя Лавди Морган.