— Говорит ли мальчик по-английски? — спросил отец Мак-Кечни.
— Немного, — ответил Мак-Бейн. — Но она сказала мне, что вы учили ее гэльскому. Знает ли она достаточно, чтобы немного поговорить с Алексом?
Священник пожал плечами.
— Вероятно.
Джоанна беседовала с ребенком несколько минут. Затем она протянула ему руку. Алекс одним прыжком вскочил на ноги, вприпрыжку сбежал с лестницы и вложил свою ладошку в ее. Она наклонилась, отвела волосы с его глаз, поправила съехавший с его плеч плед и повела его за собой.
— Он понял, что это означает, — пробормотал Мак-Кечни.
— И что же это означает? — спросил Колум. Священник улыбнулся:
— Признание.
Мак-Бейн кивнул. Джоанна подошла к Николасу и снова взяла его под руку.
— Теперь я готова. Алекс, подойди и встань рядом с отцом, — распорядилась она. — Я должна идти к вам обоим.
Мальчик кивнул. Он помчался назад по дорожке и занял свое место слева от отца. Мак-Бейн взглянул на сына. Лицо Мак-Бейна ничего не выражало, и Джоанна не могла сказать, доволен он или раздражен. Его глаза остановились на ней, но тут она пошла навстречу ему — он разжал руки и коснулся одной из них головы сына.
Николас выдавал ее замуж. Она не сопротивлялась, когда брат вложил ее руку в руку Мак-Бейна Он чертовски гордился сестрой. Она стояла между двумя воинами — будущий муж справа, брат слева. Джоанна выпрямилась, высоко вскинула голову и смотрела прямо перед собой.
Она была одета в белое платье до пят. Фата, тоже белая, доходила ей до колен. Квадратный вырез ее свадебного одеяния был расшит бледными розовыми и зелеными нитями, образующими изысканный узор из розовых бутонов.
Она и пахла розами. Аромат был слабым, но Мак-Бейн явственно ощущал его. Отец Мак-Кечни взял из угла алтаря маленький букетик цветов и вручил его ей, а затем поспешно повернулся и начал обряд.
Взгляд Мак-Бейна был прикован к невесте. Она выглядела удивительно женственным созданием, и, истинный Бог, он не знал, как ему с нею быть. Больше всего он тревожился, что она недостаточно крепка, чтобы выдержать здешнюю грубую жизнь. Он заставил себя отбросить этот страх. Теперь его долг сделать так, чтобы она выжила. Он защитит ее от любой опасности, и, если ее нужно лелеять, тогда, видит Бог, она будет лелеема. Пока он плохо понимал как, но он сообразит это, он достаточно умен. Он не заставит ее пачкать руки или заниматься изнурительной работой, он потребует, чтобы она отдыхала каждый день. Заботиться о ней — самое меньшее, что он может сделать в благодарность за землю, которую она принесла ему, и наверняка это единственная причина, почему он сейчас заботится о ее удобствах.
Ветер закрыл ей лицо прядью волос. Она высвободила свою руку из его, чтобы отвести их назад. Это было изысканное, женственное движение. Золотая масса волос, казалось, лилась с ее плеч. Ее рука так сильно сжимала букетик, что цветы быстро роняли лепестки.
Когда она не дала ему руки, он был так раздосадован, что взял ее сам и прижал к себе. Николас заметил этот собственнический жест и улыбнулся.
Церемония протекала очень гладко до тех пор, пока отец Мак-Кечни не попросил ее обещать любить, почитать и слушаться своего мужа. Она размышляла над этим целую минуту, а затем покачала головой и обернулась к жениху.
Знаком она попросила его наклониться и привстала на цыпочках, словно хотела шепнуть ему что-то на ухо.
— Я попробую любить вас, милорд, и наверняка буду почитать вас, поскольку вы станете моим мужем, но я не думаю, что смогу во всем вас слушаться. Я полагаю, что мне недоступно полное смирение.
Она сорвала все до единого листики со стеблей своих цветов, пока объявляла свою позицию. При этом она не смогла взглянуть ему в глаза, но уставилась на его подбородок, ожидая ответа.
Мак-Бейн был слишком изумлен тем, что она только что высказала, чтобы заметить, как она испугана. Он с трудом сдержал смех:
— Вы шутите со мной?
Он спросил это в полный голос. Поскольку его совершенно не заботило, что окружающие слышат их беседу, она тоже не стала об этом тревожиться. Ее голос был так же силен, как и его, когда она ответила:
— Шучу с вами во время брачных клятв? Нет, милорд. Я вполне серьезна. Таковы мои условия. Принимаете ли вы их?
Тут он расхохотался — сдерживаться у него просто не было сил. Прилив мужества сразу иссяк в ней. Она смутилась и почувствовала себя униженной, но вопрос был слишком важным, чтобы отступить.