Они сели за стол. На поднос Кристин выложила одно из своих фирменных блюд — тосты и омлет с тунцом и карри.
Филиппу не хотелось думать о будущем, о том, как матери предстоит жить одной, без кого-либо, кроме призрачной, изредка мелькающей Черил. Но рано или поздно придется об этом задуматься.
— Я заскочу на пару часов к Одри, — Кристин надела хлопчатобумажное платье с цветами, наверняка из каких-то старых летних вещей, но Филипп не припоминал его. — Какой славный вечер!
Она лучезарно улыбнулась. Она выглядела радостной. Именно простодушие и необремененность знаниями делают ее такой солнечной, подумал Филипп. Ему придется до конца жизни поддерживать Кристин материально, морально, общаться с ней. Мир за окном не для нее, даже такое его проявление, как работа в парикмахерской, погубит мать. Отец оберегал ее, как будто держал под большим широким крылом, а Кристин, как оперившийся птенец, смотрела по сторонам с удивлением и восторгом. Филипп иногда не мог себе представить, что мать в состоянии справиться с самыми обычными делами — например, заплатить за проезд в автобусе.
Когда Черил вошла в дом, она, должно быть, столкнулась с Кристин. Филипп удивился бы, загляни сестра в гостиную. Она и не заглянула. Он слышал, что Черил еле волочит ноги, поднимаясь наверх. Больше недели прошло с того момента, когда он в последний раз перекинулся с ней парой слов. Любые новости о нем, о его будущем сестре безразличны, Филипп понимал это.
Он слышал над головой шаги Черил, расхаживающей по материнской спальне. Он слышал, как скрипнула дверца шкафа. Филипп уже перестал беспокоиться за сестру и теперь постепенно осознавал, что воспринимает ее только как дополнительную обузу: помощи матери от нее ждать бессмысленно. Чуть приоткрыв дверь в гостиной, Филипп слушал, как Черил спускается по лестнице. Он понял, что ей все равно, слышит брат шаги или нет, знает ли что-нибудь. Только круглый дурак не понял бы, что Черил ходила в спальню матери, чтобы взять хоть какие-то деньги, спрятанные там: украсть из сумочки, из кармана на молнии, чаевые или открыть фарфорового медвежонка с откидной головой, в котором всегда лежат десяти- и двадцатипенсовые монеты.
Хлопнула входная дверь. Филипп подождал несколько минут, чтобы сестра ушла, и поехал к Сенте.
— Я не верю, — говорила Фи, — ты шутишь, — она была так потрясена, что прикурила одну сигарету от другой.
— Фи, он морочит нам голову, — сказал Дарен.
Филипп был поражен. Он-то предполагал, что его признание вызовет восторженное ликование. Сента — кузина Дарена, она была подружкой невесты на свадьбе у Фи. Естественно ожидать, что все очень обрадуются принять в свой тесный круг члена большой семьи Дарена.
— Вы меня постоянно поддразнивали по поводу Сенты, — сказал Филипп, — вы наверняка поняли, как я к ней отношусь.
Дарен засмеялся. Он, как обычно, сидел в кресле перед телевизором. Фи раздраженно бросила ему:
— Что смешного?
— Потом скажу.
Эти слова прозвучали так резко, что повисла неловкая пауза. Фи положения не исправила:
— Ты хочешь сказать, что все время, пока мы вроде бы острили на тему, как тебе нравится Сента, спрашивали, не дать ли тебе ее номер и прочее, — все это время ты на самом деле с ней встречался?
— Да, но тогда она не хотела, чтобы другие узнали.
— Знаешь, должна тебе признаться, я действительно думаю, что это самое настоящее двуличие, Филипп. Извини, но я так считаю. Полной идиоткой себя чувствуешь, когда так обманывают.
— Прости, я не думал, что ты это так воспримешь.
— Полагаю, сейчас не время устраивать скандал. Слишком поздно. А теперь ты заявляешь, что она сейчас приедет сюда, чтобы с нами повидаться?
Филипп уже пожалел, что взялся устроить эту встречу
— Мы решили, что будет лучше, если я сначала все скажу вам, а через полчаса она подъедет. Она ведь должна быть твоей подругой, она же двоюродная сестра Дарена.
Дарен, уже прекративший смеяться, поднял вверх руку и щелкнул толстыми пальцами:
— Можно немного помолчать, пока бильярд показывают?
Брат и сестра втиснулись в кухню размером со шкаф.
— Вы помолвлены или как?
— Не совсем, но будем, — Филипп подумал: я сделаю ей предложение, официальное предложение, могу даже встать на колени. И продолжил важно: — И дадим объявление в газете. В «Таймс».
— В нашей семье никто никогда не вытворял такой снобистской чепухи. Это показуха. Она будет что-нибудь есть? А пить? У нас тут нет ничего.