— Я уничтожу всё, что наделал Лагги. Но не потому что испугался. Я просто хочу отомстить. За всё. За лучшие годы жизни, которые по его милости вынужден был провести в самых глухих углах Шема. За искалеченного ребёнка, в котором не осталось ничего моего. За покушение на город, в котором я только-только обрёл дом. Так что не думайте обо мне слишком хорошо, Мастер!
Договорились, буду думать о вас просто как о человеке, dou Транис, это самое малое, что могу обещать. И самое большое.
Я с тяжёлым вздохом упёрся в спинку стула, водружая ноги на стол. И вроде не слишком долго двигался, а устал... Надо поскорее избавляться от игл, иначе совсем подорву телесные силы. О душевных уже и не говорю, сонное отупение стало моим постоянным спутником ещё сутки назад. Пора возвращаться если не домой, то хотя бы под крылышко любящего кузена.
Дверь где-то за моей спиной тихо всколыхнула воздух, открываясь, и только в момент остановки петли предательски скрипнули, возвещая об удавшейся попытке проникновения. Для порядка следовало бы спросить, кто желает насладиться моим обществом, но лень и отсутствие малейшей тяги к разговорам заставили хранить молчание. К тому же не было нужды выяснять личность вошедшего: бесшумное передвижение вкупе с напряжённым сопением могли принадлежать лишь одному существу на свете.
Прошло не менее минуты прежде, чем Мэй спросил:
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
Совершенно справедливо замечаю:
— Хотел бы — сказал бы.
Новая минута обиженной тишины.
— Так и будешь сидеть?
— Я бы предпочёл лечь, но на сон времени не хватит.
Вопрос с вызовом:
— А на что хватит?
— На завершение дел.
А может, и на них не хватит. Не знаю. Мне нужно лишь дождаться кое-кого и изложить просьбу, а вот перепалка с эльфом в моих планах не предусматривалась.
— Это хорошо. Тогда давай завершим одно из них. — Следует пауза, видимо, необходимая, чтобы добавить следующему слову заметный нажим: — Моё.
— Что за дело? Никак не могу припомнить...
Мэй подошёл к столу и протянул руку:
— Отдай.
Я с интересом посмотрел на подрагивающие в нетерпении тонкие пальцы.
— Что?
— Ты прекрасно знаешь!
Почёсываю подбородок:
— Не-а. Даже не могу себе представить, о чём идёт речь.
— Хочешь меня позлить?
— Скорее это ты стараешься испортить мне настроение странными загадками.
— Ты...
Пальцы сжались в кулак, не слишком объёмистый, но ощетинившийся острыми костяшками и весьма убедительный.
— Отдай!
Закрываю глаза, чтобы не видеть исполненное негодования лицо эльфа. А ещё — чтобы не выдавать собственных чувств. Потому что никак не могу понять, что именно чувствую.
— Пока не пояснишь, какую вещь имеешь в виду, не смогу решить, отдавать или нет. А кроме того... — Меня посещает внезапное озарение: — Не припомню, чтобы хранил чужое имущество. Всё, что у меня есть, принадлежит только мне.
— Ты не посмеешь!
Оставляю грозный вскрик без ответа. У меня тоже есть пределы, как Мэй не понимает? Пределы терпения и понимания. Спираль поступков, похожих друг на друга, как капли воды, не должна стать бесконечной, решающий рубеж пройден. К тому же... Не зря в народе говорят: «Что в лапы дракону попало, то пропало»!
— Отдай! Я прошу.
Напоминаю:
— Право на просьбы ты потерял вместе с «искрами».
— Я был вынужден!
— Неужели? Ты сам сделал выбор.
— У меня не было выбора!
Приоткрываю один глаз, чтобы полюбоваться на разрумянившиеся от гнева щёки Мэя:
— Скажи честно: ты не хотел умирать.
— Да, не хотел! Я не мог, не имел права тогда умереть!
— Почему же теперь недоволен? Ты добился поставленной цели теми средствами, что подвернулись под руку.
— Твоими средствами!
— Я всего лишь предложил. Ты воспользовался. Но правил игры это не отменяет.
— Я не собираюсь играть по этим правилам!
— И не надо. Потому что партия давно окончена.
Он осёкся, захлопав ресницами:
— Не отдашь?
А сколько в голосе разочарования... Интересно, на что рассчитывал эльф? Вспоминал наивную уступчивость и полагал, что всё будет по-прежнему? Нет, длинноухая моя радость, прошлое благополучно завершило своё существование. Мне нужно было меняться, и я изменился. Не в лучшую сторону? Так тоже бывает. Но зато теперь знаю, как следует поступать, особенно с капризными детьми, — нужно ограничивать их свободу.