— И кого именно ты должен убить?
— Всех, кого встречу... Но я убивал бы и без клятв... Вы все не заслуживаете жизни... Над моим телом никто не прочитал молитв... При жизни передо мной становились на колени, но стоило умереть, никто не бросил и взгляда...
Всё-таки знакомство с лицедеем меня подкосило: устами Проводника райг рассказывал свою незатейливую и печальную историю, а мне виделось поле боя, устланное телами, над которыми клубится смрад гниения, насмешничают вороны, глухо звякают затупившимися кромками натруженные мечи... А в сердце бьётся отчаяние души, оторванной от плоти, оказавшейся рядом и бессильной уйти в Серые Пределы. Ей остаётся только беззвучно молить о помощи проходящих рядом людей, витать вокруг, задыхаясь от невидимых слёз, кричать: «Кто-нибудь, помогите мне... Ну что вам стоит, люди?.. Остановитесь хоть на недолгий вдох, произнесите всего пару слов, сжальтесь...» Но все проходят мимо, и над мертвецами опускается тишина. Тишина, в которой никто никогда не сможет расслышать отчаянный и полный неизбывной боли стон неприкаянных душ...
Сдвигаю веки, жмурясь от лучей солнца, но не того, что постепенно клонится к закату над рекой, а того, что алым рассветом накрыло поле проигранного боя. Какой прок в понимании? Я не могу ни осудить, ни оправдать; чаши весов прегрешений и добрых дел выровнялись, принять решение невозможно. Решение покарать. Но зато можно принять решение спасти:
— Ты желаешь убивать. И ты дал клятву той, что обещала указать имя предателя? В чём именно ты поклялся?
Вопрос не праздный: любая клятва обладает силой, и если была дана по всем правилам, неизвестно, чем завершится сожжение Проводника. Вполне может статься, что нарушенное равновесие отзовётся в судьбе каждого из участников событий разрушительным ураганом.
— Я дал клятву, что пока остаюсь на этом свете, своим существованием буду нести смерть живым...
— Но ты не обещал убить кого-то определённого, верно?
— Нет...
Впрочем, он и не смог бы такое обещать. Духи видят мир живых одним им известным образом, и нет никакого смысла поручать райгу убийство, скажем, человека с таким-то именем или с такой-то внешностью: он не опознает жертву по признакам, достаточным для людей. Что ж, буду считать, на этот раз мне повезло. И не только мне, но и всем обитателям шекки: у духа нет строго назначенной цели, следовательно, направление движения можно слегка изменить. К примеру, свернуть на перекрёстке направо или налево, а не продолжать тупо тащиться прямо вперёд.
— Ты ведь уже понял, что пойман Проводником в ловушку и вынужден будешь уйти вместе с ним, так и не исполнив клятву? Не знаю, что положено духам-клятвопреступникам, а вот людям, совершившим подобное прегрешение, приходится несладко... Но я могу тебе помочь. При одном условии.
— Я выполню любое... — Дух не стал долго раздумывать, видно, близость Порога изрядно его напугала.
— Сначала выслушай! Я могу предоставить тебе место для жилья. В предмете, предназначенном убивать.
— Я не смогу оставаться там долго... Только живая плоть удержит меня...
— А плоть, некогда бывшая живой? Ты же благополучно держался за свою косточку, не так ли?
— Но какое оружие способно...
— Сейчас увидишь!
Я спустил недовольную кошку на палубу и отправился в закуток кормовой надстройки за длинным, слегка изогнутым свёртком, вызывавшим неизменное любопытство всех, кто его видел. Вернулся, на ходу развязывая шнуры, стягивающие пропитанный жиром чехол. Присел на корточки рядом с Проводником и развёл слои ткани.
— Ну как, нравится?
Муть, висевшая в карих глазах, обуглилась в огне, не слишком ярком, но ясно показывающим удовольствие воина, которому преподнесли драгоценный дар смертоносного клинка. Хотя то, что принёс я, то, что матово мерцало серо-жемчужными боками в лучах солнца, то, что хищно изгибалось, притягивая руку, не было мечом.
Гройгский абордажный лук, прощальный подарок Рэйдена. Не знаю, где он раздобыл эту махину, но, пожалуй, даже эльфийская «радуга» меркла в сравнении с оружием островитян и мореплавателей. Высотой почти до моего подбородка, лёгкий, как и всякая высушенная кость, при этом удивительно гибкий и прочный благодаря хрящевым прожилкам, в прежнем своём воплощении лук был парными рёбрами какой-то глубоководной рыбины, теперь же, отполированный, украшенный резьбой, призванной добавить продольной жёсткости, тщательно сохранённый для вечности, он был готов к бою. И готов убивать, разумеется, ибо для лука нет иного способа существования, нежели отправлять стрелы в цель.