18 
Из-за угла коридора доносятся странные звуки. Как будто кто-то тихо, но пронзительно воет. Или это всего лишь скрип плохо настроенной уборочной машины? Точно! Навстречу нам как раз появляется представитель службы клининга, толкающий перед собой громоздкий агрегат. И когда утробное урчание машины удаляется, затихает и вой, закончившись чем-то вроде всхлипа. А у лестницы я снова прохожу мимо незнакомки, той самой, из очереди в аптечный киоск. Но теперь глаза буйноволосой женщины красны от недавно пролитых слез, а урна, стоящая рядом, припорошена влажными носовыми платками.
***
Для одинокого мужчины поздним вечером трудного рабочего дня нет лучших собеседников, чем бокал старого доброго портвейна и приветливо потрескивающие поленья в камине. В довесок полагается еще трубка, набитая ароматным табаком, или сигара, но я терпеть не могу курево и курящих. Как мне удалось избежать всеобщего соблазна молодости, не понимаю до сих пор, но курить не пробовал ни единого раза. Не хотелось, несмотря на уговоры приятелей и уверения, что сигареты в зубах — признак неимоверной крутости и взрослости…
После ресторана мы вернулись в салон, где Ева изложила свои впечатления от избранника фроляйн Нейман. Говорила уверенно и страстно, не стесняясь в выражениях. Леди Оливия слушала с интересом, не перебивая, только изредка поглядывала на меня, словно спрашивая, подтверждаю ли я слова своей напарницы. Я предпочел отмолчаться, а когда Ева отправилась домой и мы остались с хозяйкой наедине, осторожно попросил время «на подумать».
— Вас что-то смущает, мистер Стоун?
— Да, миледи.
— Можете объяснить, что именно?
Я взглянул в зеркала свинцово-серых, как грозовые тучи, глаз и покачал головой:
— Не сейчас, миледи. Если можно.
Хозяйка погладила подушечками пальцем трещины на кожаном подлокотнике кресла.
— Иногда ваша вежливость, мистер Стоун, вызывает у меня определенное напряжение. Вы прекрасно знаете, что вправе делать все, что посчитаете нужным, и возражения могут возникнуть только в одном-единственном случае: когда…
— Когда мои действия явятся угрозой для человеческой жизни, — заученно закончил я.
— У вас хорошая память, — улыбнулась леди Оливия. — Но очень ограниченное воображение. Вы ведь тоже человек, не так ли? Значит, речь идет и о вашей жизни. Не делайте того, что может повредить вам, и я не скажу ни слова против.
Предупреждение прозвучало угрожающе и вызвало невольное покалывание прямо под ребрами. Хозяйка умеет читать? Не удивлюсь. Но ощущения не согласились с доводами разума, встали на дыбы и отчаянно замотали головами.
До момента, пока не закончилась фраза, я не чувствовал опасений. Ни малейших. Недоумение, удивление, рассеянное недовольство самим собой и невозможностью определиться с решением — это было. Только не испуг. А звуки голоса леди Оливии, стихая, словно забирались мне под кожу все глубже и глубже, растворялись в крови, проникали в святая святых человека — сознание, чтобы… Создать в нем нечто новое. Чувство, которого прежде не было. Так внезапный страх был порожден попыткой вмешательства извне? Или вмешательство само по себе намеревалось меня напугать?
Уже не раз и не два я ловил себя на мысли, что отдельные служебные приказы выполняю без колебаний и раздумий, не сомневаясь ни перед выполнением действий, ни по их завершению. Гипноз? Все может быть. Способов заставить человека подчиняться, слишком много, чтобы быть готовым успешно противостоять им в любую минуту и в любой ситуации. Леди ван дер Хаазен не устраивает мое рвение, и она желает большего? Неужели я дал для этого повод?
Вот бы взять и прочитать ее. Внимательно-внимательно. Заманчиво, но… Не могу. Запрещено. Она сама и запретила в первую же нашу встречу, когда я невольно потянул пальцы мыслей к первой странице.
«В моей голове ты не будешь читать никогда. А ну, брысь отсюда!..»
Прогнали, как шкодливого кота. Следовало бы возмутиться, озлобиться и продолжать настойчивые попытки добраться до спрятанного сокровища, но не получилось. Как отрезало. В сознании словно возник жесткий блок, не позволяющий ослушаться. Со временем он становился все прозрачнее, пока не растворился совсем, но желание прикоснуться к чужим тайнам так и не восстановилось. Где-то в глубине души я лениво сознавал, что могу в любой момент вернуться к осуществлению отложенного плана, но пожалуй, именно это осознание и останавливало. Когда пределы возможностей ясны, не нужно их проверять, лучше потратить силы и время на что-то более приятное.
18 
