И не вмешиваются до сих пор. А после события, изменившего мою карьеру с не меньшим эффектом, чем ранение — отцовскую, со мной вообще предпочитают общаться на расстоянии. Очень далеком.
— Чем живут и дышат фермеры Йоркшира?
Вздох, раздавшийся в трубке, был наполнен гордым сожалением:
— Какое фермерство, о чем ты… Ты же знаешь своего отца! То тут, то там, но ни дня без работы.
— В Англии так много преступников?
— Скорее, много преступлений, а шалят одни и те же персоны… Надеюсь, у вас потише?
Хорошая тема. И что мне по ней известно?
— Ма, о буднях и праздниках доблестных полицейских служб я узнаю только из газет и телевизионных новостей.
— И по-прежнему не считаешь это единственно правильным.
На незаданный вопрос нет необходимости отвечать, но я все-таки согласился с предъявленным обвинением:
— По-прежнему.
Беседа разбавилась слегка удрученным, но недолгим молчанием с маминой стороны.
— Ты же знаешь: мне так спокойнее.
— Знаю. И понимаю.
— Но не одобряешь.
Как можно не одобрять действия, приносящие любимому человеку необходимое спокойствие и удовлетворение?
— Ма…
— Не обращай внимания, — со вздохом посоветовала она. — С годами я становлюсь все ворчливее и ворчливее… Скоро стану настоящей старой каргой!
Я промолчал, хотя другой человек на моем месте непременно рассыпался бы в цветистых комплиментах, уверяющих Дагмару в обратном. Во-первых, мной уже не меньше миллиона раз было сказано, что колебания маминого настроения неспособны повлиять на мое к ней отношение. А во-вторых…
Это чистая правда: с возрастом люди не становятся очаровательнее характером. Зато приобретают массу иных полезных и уважаемых качеств. Наверное, в таком положении дел есть некая высшая справедливость, ведь даже вино, чтобы достичь богатства вкуса, должно провести в бочке немалое количество лет. Можно ломать копья в споре о достоинствах и недостатках зрелости, но в любом случае истинным остается одно. Прожитая жизнь оставляет на нас отпечаток. Нужно только не забывать о наличии двух сторон этого отпечатка, внешней и внутренней.
Шрамы, морщины, седина, изношенный ливер и измотанные нервы… Все это видно либо невооруженным глазом, либо по результатам медицинских обследований. А заусеницы и зазубрины характера — качества, хорошо умеющие играть в прятки. Их тоже можно попытаться вытащить на свет, но разложить по полочкам и повесить бирки не удастся, слишком хитра и изворотлива внутренняя природа людей. Главная же причина ее могущества кроется в трусости. Нашей. Человеческой.
Не то, что бы мы любим врать. Иногда даже ненавидим, и лишь немногие делают ложь смыслом жизни и единственным инструментом для достижения целей. Но при удобном случае соврет каждый. Потому что ложь — это щит. Сиюминутный и отбивающий атаку только по одному направлению, зато несколько мгновений мы чувствуем себя в безопасности, а за такое ощущение можно отдать многое. Почти все. Пройдет минута, день, месяц, в самом лучшем случае, несколько десятилетий, и щит рассыплется прахом, ведь недаром с незапамятных времен в народе бродит поговорка: «Все тайное становится явным». Как правило, разоблачение лжи оказывается крайне болезненным событием, куда более страшным и вредоносным, чем…
Нужно всего лишь набраться смелости и бросить щит на землю. А потом принять удар, неважно, насколько сильным и опасным он окажется. Разумеется, будет больно, и весьма, но такая боль сродни эффекту от применения лекарства: если не умрешь сразу, будешь жить долго и счастливо. Риск велик, зато приз в случае победы замечателен и бесценен. Нужно только осмелеть и попробовать. Правда, иногда роль смелости успешно выполняет невзрачный и на редкость туповатый дублер — ослиное упрямство.
— Ты тут? — спросила мама, отметив мое долгое молчание.
— Да, конечно.
— Тебя что-то отвлекло?
Несвоевременные размышления. Болтливость сознания. Но это единственное средство, которое способно помочь мне оставаться самим собой.
— Все хорошо, ма.
— Догадываешься, как звучат твои слова?
О, мы немножко ехидничаем? Хороший знак. Сожаления о возрасте ушли в тень, уступив место почти что юношеской дерзости.
— А как они звучат?
— Мантрой. Только непонятно, кого ты заклинаешь, меня или себя.
На самом деле, я всего лишь констатирую факт, не более. Если бы все было «плохо», промолчал бы или честно признался в посетивших меня неприятностях, одно из двух. Но врать… Зачем? Не люблю таинственность и предпочитаю честно рассказывать о своих достоинствах и недостатках, если хочу продолжить знакомство, а не разбежаться по разным сторонам света.