Наверное, я справился с душевными терзаниями только потому, что устал. Вымотался морально и физически. Иссяк настолько, что в одно прекрасное утро понял: больше не могу переживать. Не получается. Перегорел. После всего случившегося знакомые стали замечать, что я стал суше и холоднее в общении, но поскольку личностные изменения удачно совпадали со значением моей фамилии, дальше рассеянного удивления и шуток дело не зашло. Правда, примерно полгода спустя выяснилось, что проблемы вернулись или, что будет точнее, и в первый раз не думали меня покидать. Именно тогда, на грани отчаяния и надежды я познакомился с Максом, доктором Максом Лювигом, который… Научил меня многим интересным штукам, сам того не желая.
Втоптать себя в грязь не так уж сложно: отставьте чувства в сторону, поднимитесь на ступеньку вверх и пошире откройте глаза. Всего и делов-то.
«Открыть глаза… Нужно открыть глаза… Нужно?…»
Конечно, девочка. А то я уже заждался.
Она шевельнулась. Перевернулась на бок, оказавшись ко мне лицом. Глубоко вздохнула и распахнула веки.
Светло-голубой взгляд из зарослей бахромы пледа, натянутого на голову — картина, достойная кисти сюрреалиста.
— Почему ты здесь?
— Потому что сейчас не могу быть нигде больше.
А еще потому, что наша суровая хозяйка строго-настрого велела мне скрасить твое одиночество.
— Ты все время выполняешь только приказы? И никогда-никогда не хотел сделать что-то сам? Что-то свое собственное?
— Исполнять чужую волю всегда безопаснее: не несешь ответственности за свои действия. И не чувствуешь угрызений совести… Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.
Жмурится. Сжимает веки упрямо, сильно и совершенно бессмысленно. Потому что в следующее мгновение снова открывает глаза, виноватые и расстроенные.
— Я не могла иначе.
— Знаю.
— Почему ты не остановил меня?
— А разве нужно было?
— Но тогда бы…
Все верно. Если бы я схватил тебя за руку, вернул на место, получил бы пощечину и истерику на весь ресторан, зато фроляйн Нейман не лежала бы сегодня на мостовой под деловым центром. Скорее всего не лежала бы. Конечно, остается возможность умышленного убийства, инсценированного под суицид, но… В таком раскладе я сомневаюсь еще больше, чем в выводах относительно прожорливого парня.
— Женщина осталась бы жива? Да. Возможно.
— Так почему же…
Ты, и правда, не понимаешь? Или притворяешься? А-а-а, ты просто не хочешь! Все кусочки головоломки у тебя есть, правила, по которым нужно сложить картинку, тоже известны, но ты знаешь, что как только последний цветной кусочек картона займет свое место, отступать будет некуда. И все же, зачем пятиться назад, когда можно шагнуть вперед?
— Потому что каждый из нас вправе сам выбирать свою дорогу.
— Но это… жестоко.
— Это жизнь.
Мы не можем знать, чем отзовутся наши слова в чужих душах. Не можем, пойми. Собрать информацию, прописать методики и алгоритмы, построить модель, замкнуть цепь… И попасть впросак, потому что не учел насморка или вспышки гнева по поводу плаща, испачканного брызгами из лужи. Казалось бы, мелочи, но они могут перевернуть все с ног на голову, и человек поступит не так, как поступал во всех предыдущих похожих ситуациях, а совсем иначе. Добро бы, ровно наоборот, но в реальности вектор действия может направиться, куда угодно.
«Но ведь можно… узнать мысли… Мы же делаем это!..»
О, да! И много тебе помогали полученные из чужих голов знания? К сожалению, связь между мыслями и поступками настолько призрачна, что ее нет смысла учитывать. Лишь в половине случаев, прочитав намерения человека, можно быть уверенным в его действиях в следующий момент. Но только в следующий! Дай небольшую передышку, отвлеки внимание, позволь расслабиться или заставь напрячься, снова загляни в книгу чужого сознания и… Ужаснись от увиденного. Все будет не так, как прежде. И вовсе не так, как тебе думалось.
— Ты пробовал, да?
— Ради интереса. Несколько раз. Новизна ощущений и все такое.
— Это помогло тебе… стать черствым?
Ага, а еще — покрыться хрустящей корочкой. Что в том плохого? Я лично люблю сухарики. Особенно с пивом.
— А если серьезно?
— Я понял, что от меня почти ничего не зависит.
— Неправда! Если бы ты не позволил мне сказать те слова…
— Рано или поздно фроляйн Нейман услышала бы их. Может быть, не в сопровождении столь сильных эмоций, но поверь, сухое изложение фактов способно причинить не меньшую боль, чем напряжение чувств.