Особенно,... 
105 
А что толку-то? Он мгновенно всё понял сам, без моих подсказок, стало быть, попытку отмолчаться воспримет только лишним и подтверждением собственной правоты. Трусливым подтверждением. А я не хочу казаться трусом. Потому что больше ничего не боюсь.
— Нет.
Удовлетворённый кивок и предложение продолжать:
— Я слушаю.
— Что?!
— Причину, конечно же.
Он надо мной издевается?
— То есть?
— Ну, раз уж я всё равно оказался здесь, почему бы...
Точно, издевается. Да ещё с такой благожелательностью, что тошно становится.
— Вы плохо поняли? Мне нужен был демон. Де-мон.
— Можете считать, вы своего добились. Дальше?
Ох. Поднять бы его на смех или выгнать взашей. Вот только... Он слишком серьёзен. И смотрит так...
А я и не заметил! Щитов больше нет. А что вместо них? Непонятно. Вроде бы, всё то же зеркало, но не стеклянное, а водяное, на поверхности которого поднялась рябь... Интереса? Быть того не может. Не может!
* * *
— Вы — демон?
Он на мгновение отвёл взгляд и почти успел спрятать странную искорку, промелькнувшую в глазах, а когда снова посмотрел на меня, уже улыбался. Просто и грустно.
— Начинающий.
Шутит? Другой на моём месте принял бы это признание за насмешку. Но почему мне думается совсем другое? Что я слышу в его голосе? Уверенность. Спокойную, можно было бы даже сказать, бесстрастную. Но сидящий напротив меня парень не кажется равнодушным. Ни капельки.
— И... что вы умеете?
Он качнул головой:
— Не будем задавать неправильные вопросы, хорошо? Лично мне жаль тратить время на поиск неправильных ответов, да и вам, скорее всего, тоже. Скажите прямо, что я должен уметь, дабы успешно осуществить вашу цель?
Если он и не демон, то очень разумный человек. А если всё-таки демон...
Чего я хотел? Уничтожить. Всё и всех. Всё, вызывающее у меня ненависть, и всех своих обидчиков. И каким же талантом должно обладать оружие моего возмездия? Очень простым.
— Разрушать.
Зеркало зелёных глаз разбилось на осколки, тут же закружившиеся в безумном хороводе, словно поднятые невидимым вихрем. Вот они взметнулись вверх и... Упали, ощетинившись изломанными краями. Не глаза — голодная бездна, в глубину которой ведёт усыпанная острой крошкой тропа. И, будь я проклят, мне не хочется туда идти!
— Вам повезло.
Голос звучит не холодно и не грозно, а ласково, успокаивающе, совсем не сочетаясь с наполняющей глаза чудовищной и ужасающей глубиной, и от этого несоответствия становится ещё жутче.
— В чём?
— Разрушать — единственное, что я умею лучше всех.
И он ведь не шутит. Не позволяет даже на миг усомниться в серьёзности и весомости своего заявления. Но упрямство берёт верх над благоразумием, и я спрашиваю:
— Можете доказать?
Его ресницы смыкаются на долгий вдох, после которого следует горькое замечание, граничащее с обиженным упрёком:
— Вы ведь уже поверили, верно?
Да. Поверил. Только в народе говорят: доверяй, но проверяй. А мне больше нельзя ошибаться. Ни единого раза.
— Поверили, но всё же хотите...
Он поднялся на ноги, потянулся, расправляя плечи, и взглянул на меня с какой-то непонятной болью.
— Как пожелаете... повелитель.
Наклоняется, чтобы подобрать с пола первую попавшуюся книгу. Взвешивает тяжёлый том в руке. Поглаживает пальцами потрескавшийся кожаный корешок переплёта.
— Разрушать... Это так просто. Намного проще, чем созидать. Но всем и всегда нужно только одно из двух. Только одна сторона зеркала. Все неистово стремятся в неё заглянуть, не зная, что увидят лишь гнусное и отвратительное отражение. Отражение собственной души...
Он говорил для себя самого, тихо, но не делая тайны из сказанного. Просто сожалел. Наверное, именно поэтому каждое слово врезалось в мой слух отточенным остриём. И хотя я не понимал, о чём идёт речь, казалось, ещё немножечко, и многое станет ясным. Почти всё. Отныне и навсегда.
Книга, подброшенная сильным и коротким движением запястья, птицей вспорхнула с ладони, беспомощно раскрыла страницы, взмахнула ими, словно крыльями, пытаясь удержаться в воздухе, и... Растаяла.
Нет, неверно. Просто исчезла. Мгновенно, не оставляя следов. А нити занавесей встревоженными струнами полоснули меня по щекам, напомнив: кое-что я ещё способен чувствовать.
Пустое место на полу. Пустая ладонь, по-прежнему раскрытая и словно протянутая мне навстречу.
105 
