Да, это был Льюс Магайон — молодой человек лет тридцати, светловолосый и сероглазый. Зимой он показался мне несколько менее крепким, чем его младший брат, а сейчас и вовсе производил впечатление развалины. Впрочем, кто из нас, мучимый болезнью, выглядит привлекательно?
— Что-то случилось?
Да, и голос слабый. Неужели, слишком поздно?
— С вами желает говорить Мастер Академии.
— Мастер? — Припухшие веки удивленно вздрагивают. — Что привело Мастера в этот город?
«Этот город». Не «мой город». Существенная разница. Молодой человек не чувствует себя здесь хозяином?
— Тревога за жизни горожан, милорд.
— Они в опасности? — Льюс едва успевает подхватить накидку, на которой от волнения ослабла хватка его пальцев.
— Полагаю, да, милорд, и в большой. В смертельной.
— В чем ее причина?
— Отравленная вода.
— Вода? — Он на мгновение задумался. — Вы говорите о городских колодцах? Но люди не берут из них воду: еще зимой отец, получив известие о воде, непригодной для питья, велел изыскать другой источник. И если не ошибаюсь, его нашли?
Льюс подошел к столику и взял бокал, наполненный прозрачной жидкостью.
— Эта вода выше всяких похвал.
— К сожалению, милорд, именно о ней я и говорю. Она отравлена.
Хрустальные брызги смешались с водяными, когда герцог разжал пальцы.
— Отравлена?
— Но ее пили не все жители города. Например, без нее обходились те, кто был осведомлен об угрозе, исходящей от источника. Мэнсьер, к примеру. Не так ли, почтенный?
Я обернулся, но успел только увидеть отступающего назад и захлопывающего за собой дверь старика. Последовавший далее лязг железа ясно сказал: нас заперли.
— На что вы надеетесь, глупец? — Крикнул я, подозревая, что мэнсьер не ушел далеко.
Мои подозрения оправдались: старик хрипло расхохотался за дверью.
— Прожить дольше, чем вы!
— Это не так просто.
— Проще, чем кажется! Герцог уже не жилец, а вы покинете этот дом с обвинением в убийстве. Не думаю, что вас спасет ваш титул!
***
Сколько прошло времени? Не более пяти минут с того момента, как защелкнулся дверной замок. А казалось, что минула вечность. Но если об этом говорили даже мои чувства, что должно было твориться в душе молодого герцога, носящего, как ему наверняка думалось, свой титул последние дни?
Льюс смотрел мимо меня, да и вообще, мимо. В дали, недоступные обычному взгляду. Смотрел, задержав дыхание, а потом прошептал:
— Значит, я умираю…
— Приговор еще не подписан, милорд, — я осторожно попытался увести мысли молодого человека с опасной тропинки, но он меня попросту не слышал.
— Я заслужил это… Боги покарали меня за недостойные желания.
— Делать им больше нечего!
Фыркаю, но даже кощунство в отношении небожителей не помогает: Льюс медленно, но верно погружается в омут скорби.
— Я желал смерти своему брату, и теперь должен искупить этот грех…
Я вдохнул. Выдохнул.
Могу понять отчаяние, вызванное неожиданным и крайне печальным известием, но пока герцог нужен мне вменяемым. Да и потом тоже, поскольку лично я не собирался ни умирать, ни доказывать свою непричастность к смерти Магайона. А лучший способ отвести от себя обвинения — предъявить живую и здоровую жертву. М-да, но как выполнить оба эти условия? Особенно касающееся здоровья? Телесное в явном непорядке, а душевное, если не принять действенных мер, скоро с ним сравняется.
Кладу руку на плечо Льюса и сжимаю пальцы: ничего, одеяло толстое, больно не будет, даже синяков не останется. Мое прикосновение нарушает сосредоточенность герцога на собственных переживаниях, и туман в серых глазах становится чуть разреженнее.
— Не время и не место напоминать вам такие простые вещи, но выхода нет. Вы помните о ваших долгах, милорд?
— Долгах? — Он рассеянно приподнимает брови. — Их много?
— Нет, всего два. Перед вашими подданными и перед самим собой.
— Вы кое-что упустили, Мастер… — Даже смертная (точнее, предсмертная) тоска не явилась причиной, удерживающей от нанесения маленького язвительного укола открывшемуся противнику. — Есть еще семья.
— Правда? — Улыбаюсь. — Вспомнили наконец-то? Какая радость! Тогда бросьте думать о глупостях и послушайте меня: у нас с вами очень много дел.
— Есть ли в них смысл? — Равнодушный вопрос. — Я скоро умру и, возможно, не успею сделать и малой части, что должен.