74 
Выпрямившись, Адамберг стал озираться по сторонам в поисках неведомой вспышки, которая его ослепила. Потом опять прислонился к дереву, в точности так, как стоял в минуту озарения. Отсюда было видно дом Декамбре, магазин Дамаса, улицу Монпарнас и примерно четвертую часть слушателей, окружавших чтеца, стоящего к нему лицом. Адамберг сжал губы. Слишком широкий обзор и много народу, а тем временем люди уже начали разбредаться в разные стороны. Через пять минут Жосс унес урну, и площадь опустела. Все ускользало. Адамберг закрыл глаза, подняв голову к белесому небу в надежде, что мимолетное видение вернется само собой. Но картинка канула в глубину сознания, как камень на дно колодца, наверно, обиделась, что он не уделил ей больше внимания в тот краткий миг, когда она соизволила явиться ему, словно блуждающая звезда, и теперь пройдет много месяцев, прежде чем ей вздумается показаться вновь.
Разочарованный Адамберг молча покинул площадь, думая о том, что только что упустил свой единственный шанс.
Уже дома, раздеваясь, он заметил, что забыл вернуть зеленый дождевик Бертену, а свою старую черную куртку оставил сушиться на носу драккара. Знак того, что он тоже доверял божественному покровительству Бертена. Или, скорее, того, что все пошло прахом.
XXVII
Камилла поднялась на пятый этаж по узкой лестнице, ведущей в квартиру Адамберга. На четвертом она заметила огромную черную четверку на чьей-то двери. Они с Жаном-Батистом договорились провести эту ночь вместе, но встретиться не раньше десяти вечера на случай, если сеятель выкинет что-нибудь непредвиденное и полиции придется работать допоздна.
Ей было неудобно, потому что она несла котенка. Он долго преследовал ее на улице. Камилла гладила его, потом оставляла и уходила, но котенок упрямо бежал за ней по пятам, напрягая все свои силенки и пытаясь ее догнать неумелыми прыжками. Чтобы избавиться от него, Камилла перешла сквер. Она покинула котенка в подъезде, пока ужинала, но когда выходила, увидела его по-прежнему сидящим у двери. Котенок снова смело пустился в погоню, преследуя свою цель. Камилле надоело с ним бороться, и у дома Адамберга, не зная, что делать со зверьком, который ее избрал, взяла его на руки. Это был обычный бело-серый комочек, легкий, как мыльный пузырь, с совершенно круглыми голубыми глазами.
В пять минут одиннадцатого Камилла толкнула дверь, которую Адамберг почти всегда оставлял открытой, но никого не нашла ни в комнате, ни на кухне. С посуды на мойке стекала вода, и она подумала, что Жан-Батист, дожидаясь ее, уснул. Она может тихонько лечь рядом, не потревожив его первый сон, которого ему так не хватало во время трудных расследований, и положить голову ему на живот на всю ночь. Девушка сняла рюкзак и куртку, посадила котенка на банкетку и осторожно вошла в спальню.
В комнате было темно, Жан-Батист не спал. Различив его голую смуглую спину на белой постели, Камилла не сразу поняла, что он занимается любовью с какой-то девушкой.
Мгновенная боль пронзила голову, как снаряд, застряла между глаз, и от этой вспышки на долю секунды ей показалось, что она ослепла. Ноги подкосились, и она рухнула на деревянный сундук, где хранилась всякая всячина и на котором сегодня лежала одежда незнакомки. У нее на глазах, не замечая ее присутствия, двигались два тела. Камилла тупо смотрела на них. Она видела и узнавала все движения Жана-Батиста, одно за другим. Вспышка молнии как раскаленный бур вонзилась в лоб, заставив закрыть глаза. Как жестоко. И как пошло. Больно и пошло. Камилла опустила голову.
Не плачь, Камилла.
Она перевела взгляд с кровати на пол.
Уйди, Камилла. Уйди скорей и не спеши обратно.
Cito, longe, tarde.
Камилла пробовала пошевелиться, но ноги ее не слушались. Она снова опустила голову, тупо рассматривая носки ботинок. Черных кожаных ботинок с квадратными носами, застежками на боку, серыми пыльными складками и стертыми каблуками.
Ботинки, Камилла, смотри на ботинки.
Я смотрю.
Как хорошо, что она не разулась. Будь ее ступни босыми и беззащитными, она бы не смогла уйти. Может, она осталась бы пригвожденной к сундуку с раскаленным буром во лбу. Этот бур из бетона, не из дерева, нет. Смотри на ботинки, раз они на тебе. И беги, Камилла.
Но она еще не могла. Ее ноги стали мягкими, словно вата, и безвольно лежали на деревянном сундуке. Не поднимай головы, не смотри.
Конечно, она знала. Так было всегда. Девушки были всегда, множество других девушек, одни оставались долго, другие нет, по-разному, это зависело от их стойкости. Адамберг поддерживал связь, пока она не разваливалась сама собой. Конечно, они были у него всегда, эти девушки, как русалки, плывущие вдоль реки, цепляющиеся за берега. «Они меня трогают», – просто говорил Жан-Батист. Да, Камилла знала об этих затмениях и тайнах, об этой жизни, бурлившей где-то там, далеко. Однажды она повернулась и ушла. Она забыла Жана-Батиста Адамберга и реки, населенные русалками, бросила шумную тягостную жизнь, которая так задевала ее. Она исчезла на годы и похоронила Адамберга с почестями, как хоронят тех, кого любят.
74 
