Особенно,... 
71 
— А ты кто? — спросил Эрнесто.
— Я человек. Просто человек. Я здесь живу.
— Местный? Почему же ты белый?
— Я не белый. Я негр.
— Рассказывай.
— Я негр-альбииос. Вы тоже негр. Все белые — негры, но негры-альбиносы.
Эриесто задумался. Мысль ему понравилась.
— Я это запомню, — сказал он. — Но у альбиносов красные глаза, а у тебя голубые.
— Они выцвели. Разве имеет значение, какого цвета у меня глаза или кожа?
— Для меня — нет. Я не расист.
Хемингуэй считал себя специалистом по львам. Он говорил Сашку:
— Встречаясь со львами, тиграми и леопардами, я на себе проверил, как важно: а) держать высоко голову и смотреть льву в глаза, когда дело дошло до прямой конфронтации, и б) присесть или пригнуться, застыть и опустить взгляд, если не хочешь вызвать страх или агрессивные реакции. С голодным львом лучше не связываться, но если лев уже насытился, приматы вполне могут отогнать его от добычи, крича и размахивая ветками. Львы нападают на антилоп, и человек поэтому не должен выглядеть антилопой. Я видел, как одинокий пастух, крича и стуча посохом по кустам и деревьям, заставил нескольких львов уйти от только что убитого домашнего буйвола. Вряд ли, чтобы Лев Толстой был из львов исключением. Он бы тоже ушел, не сопротивляясь насилию.
— Ты — дурак, — сказал Гайдамака.
— Что ты сказал? — спросил Хемингуэй, становясь в боксерскую стойку, вместо того чтобы сразу ударить.
— Ты — белый, ты не знаешь львов, — сказал Гайдамака.
— Ты тоже белый, — сказал Хемингуэй, опуская кулаки.
— Я — черный, — сказал Гайдамака. — Львов нельзя дразнить, львов можно дразнить, — львов никогда не знаешь. Но Лев Толстой — вегетарианец. Поэтому он всегда голоден. Голодный лев очень опасен. Вегетарианец — это очень опасно. Вегетарианца нельзя дразнить.
— Вегетарианца нельзя дразнить, это очень опасно, — с удовольствием повторил Хемингуэй. — Thank you.[58] Я это запомню.
ГЛАВА 4. Обед в доме с химерами (продолжение)
Вчера я обедал у Лаврова. У Лаврова приятно обедать. Выпили по пяти рюмок водки. Чисто московская помесь культурности с патриархальностью.
ПЛЮС СОРОК ПО ЦЕЛЬСИЮ
Гайдамака вернулся из второго хождения в туалет уже без блевотных позывов, но с головной болью. Летопись «От» не давала ему покоя. Он готов был поклясться, что с ним все это происходило — все, о чем писал в летописи отец Павло. Но он не помнил! «Ох, где был я вчера, не найти днем с огнем», — вспоминал он слова поэта.
— Дочитали?… Ну, тогда выпьем за успех нашего безнадежного предприятия! — провозгласил тост майор Нуразбеков, поднимая рюмку. — Не чокаемся, а то чокнутыми станем.
Обед наконец-то успешно начался.
Майор Нуразбеков подмигнул Гайдамаке и, как и положено хлебосольному хозяину, у которого собрались стеснительные гости, подал пример: смакуя, выпил первым, выдернул пальцами шпротинку из дровяного штабеля и отправил в рот; пальцы же облизал и промакнул какой-то очередной компрометирующей бумагой, так и не объяснив, за успех какого безнадежного предприятия они пьют.
Гайдамака не стал терять времени. Он быстренько хлопнул рюмку «Климента Ворошилова Высшего Качества», вкуса и крепости не ощутил, закусывать не стал (опыт, опасно — как бы опять срачка не напала), а принялся дожидаться, когда пройдет головная боль. Она проходила. Тут же захотелось выпить еще — оказалось, что такой коньяк можно и не закусывать, недаром его генсеки пьют. Этот «Клим Ворошилов», пожалуй, будет получше «Наполеона», решил Гайдамака. Но попросить налить по второй постеснялся и опять не в лад стал размышлять о трехстах рублях в «Архипелаге ГУЛАГе», хотя помнил, что здесь, в органах безопасности, опасно вообще о чем-либо думать, а тем более размышлять, а тем более об «Архипелаге ГУЛАГе». Но — думать «ни о чем» себе не прикажешь. Теперь вопрос стоял так: товарищ майор, как выяснилось, знает о трехстах рублях; по знает ли он об «Архипелаге ГУЛАГе»?
Вот вопрос вопросов: успеет или не успеет Андрюха отдать деньги Элке до того, как?
До чего: как?
До того, как кагебисты нагрянут к нему в дом с обыском, а потом — в Элкину бухгалтерию, сверять угольный «дебет-кредит».
Им что, больше делать нечего?
И в Андрюхе ли спасение? Вообще, в спасении ли дело? Зачем спасаться? Надо ли спасаться?… (Ну, положим, из органов всегда надо спасаться.)
71 
