Мистер Кисс, вы поцелуете мой огонек ? Вы попробуете на вкус мое пламя, мистер Кисс? Ведь я слаще, чем ваша любимая. Прочтите мои губы, вкусите мои мысли, отведайте мой огонек. Вы сами запылаете, мистер Кисс.
- Жили-были не тужили
- Прачка с дочкой, и она,
- Это точно, это точно,
- Раскрасавицей была.
- Помогала дома маме,
- Всех мужчин свела с ума,
- Но была она невинна,
- Непорочна и чиста,
- Будто стирка помогала
- Отбелиться добела.
- Тут случилось, как нарочно,
- И никто не знает точно,
- Как случилось, но… беда
- Постучалась прачке в дверь.
- Был на кухне медный пестик,
- И пропал, и нет нигде!
Пойте с нами, мистер Кисс. Чувствуете, мы пахнем лавандой? Мы пахнем розами. Погладьте наши перышки, мистер Кисс. Вы сможете проглотить наш огонь ?
Эти дамочки хуже, чем голоса, которые ему слышатся. Ведь лишь немногие из голосов направлены непосредственно против него или желают его поработить, тогда как все, все эти огневолосые женщины хотят одного. Они раздвигают ноги, приподнимают ладонями груди, призывно облизывают губы. Спасти от них его мозг может только настоящая шлюха, но, увы, Рини сегодня ничем не может помочь. Он пробирается мимо одной из своих женщин к шкафу с одеждой, выбирает костюм из желтоватого габардина, соломенную шляпу цвета сливочного масла и рубашку с кружевными оборками и вот наконец выходит из комнаты во всем своем трагическом великолепии, оставляя сирен позади, и пускается в путь по безнадежным улицам Актона.
- Ищут пестик в коридоре,
- Под комодом, за столом,
- Под кроватью и в корзине
- С недостиранным бельем.
- Дочка влезла на чердак,
- Подошла к окну и как
- Зачарованная смотрит —
- Там внизу один чудак,
- Примостившись у стены,
- Приспустив свои штаны,
- Держит медный пест в руках!
Напевает довольно громко, несмотря на поздний час, мистер Кисс.
- Тут она смотреть не стала
- И к соседу побежала
- И, схватив его за пестик,
- Стала требовать отдать,
- Потому что этот пестик
- Потеряла ее мать!
Когда он видит, как из дверей пабов вываливаются нетвердо стоящие на ногах посетители, голоса которых посылают проклятия невидимым богам, он вдруг соображает, что пабы еще открыты. Он пойдет отсюда через Шепердз-Буш, Ноттинг-Хилл-Гейт, Гайд-парк, Грин-парк, Набережную и Эссекс-стрит на Флит-стрит, где найдет в тайном дворике, более приятное укрытие. Актон — его искупление и испытание. Он приобрел эту квартирку, потому что она находится на Западе, но перед тем, как поселиться здесь, он очень мало знал о западных пригородах. Сначала он подумывал об Уайт-Сити или Илинге, но первый показался ему слишком убогим, а второй слишком дорогим. Чизуик также не подошел, поскольку почти утратил свое лицо. Впрочем, у Актона, если честно, своего лица тоже не было вовсе.
- Так, за пестик ухватившись,
- Она в дом его ведет
- И приводит прямо к маме.
- — Правда, мама, это тот, что мы ищем?
- — Нет, не тот. Наш был меньше,
- Неказистей, но и этот нам сойдет.
- И, сказать по правде, дочка,
- Этот будет в самый раз.
- Этот будет то, что надо!
- — Как я рад!
- — А я как рада!
- Нам пора кончать рассказ…
— Добрый вечер, дамочки! — Он приподнимает свою соломенную шляпу перед двумя девушками в легких макинтошах, со сложенными зонтиками в тонких чехольчиках. Задрав носики, девушки делают вид, что не замечают его. Они игнорируют его так же тщательно, как он игнорирует своих огненных соблазнительниц. Он идет вниз по Уэйл, на Уксбридж-роуд, эту вялую, жалкую улицу с ломбардами и магазинчиками, усталыми проститутками, уродливыми газетными киосками и аптеками, торгующими презервативами и ректальными свечками. Идет мимо высокого многоярусного здания Би-би-си, которое со своей высоты смотрит на все это убожество с высокомерно-близоруким видом, потом пересекает загаженный сквер Шепердз-Буш-Грин, где среди кустов валяется половина купленных этой ночью и уже оприходованных кондомов, и выходит в конце концов на Холланд-Парк-авеню. Огромные дома напоминают ему о больших балах девятнадцатого века, об элегантности, о таинственных посольствах, о скандалах, ужасах и тайных расследованиях. О необыкновенно могущественных магнатах, строящих планы управления миром, ибо это, возможно, единственная в своем роде величественная авеню Лондона, дома которой выходят на улицу тыльной стороной, поскольку их фасады обращены в сторону набережной, и скрыты высокими деревьями, стенами и оградами. Возможно, подобно зданию Би-би-си, не желающему смотреть на север, туда, где начинается Ноттинг-Дейл, ее трущобы гораздо более порочны, чем любой уголок Актона, где полицейские патрулируют группами по три, а иногда даже на это не отваживаются и куда отказываются везти таксисты.