29 
— Гриффин любит ржаной хлеб, я знаю, — сказала она, шаря в пакете в поисках подходящей корочки.
Золотисто-каштановые кудри выбились из прически, падая на лоб. Юбка ужасно помялась. Скорей бы принять ванну! Она оставила Маммери спать на составленных стульях, но надеялась, что он все же проснется раньше, чем придут сотрудники издательства. Ведь он был внештатником. Никто не знал подлинной Нелл Гвинн, а Лондон мог хранить тайну лучше любого другого города. Неведомые катакомбы, нехоженые реки, несметные подземные тайны, схороненные глубже, чем кости динозавров. Великолепный рассветный диск, целомудренно бледный, поднялся теперь над каменным величием Королевского монетного двора, и его лучи пали на иссиня-черное оперение ворона. В тишине стук его клюва походил на приглушенные удары топора.
Она переспала с Маммери из любопытства. Ей показалось, что он вырос. Теперь он был уже не таким худеньким, не таким упрямым и сохранил свой восторженный энтузиазм, который и привлекал ее в нем прежде всего. Большую часть прошедшей ночи он рассказывал о том, что раскопки на улице Королевы Виктории обнаружили существование раннехристианского культа за двести лет до Константина, а также следы еще более древнего храма Андрасты, кельтской богини войны. Бронзовые щиты и серебряные крученые браслеты, возможно, связаны с утраченной могилой Боудики. Он говорил так подробно и так торопливо, что смутил ее. Ей нравилась сила его убеждения, но в то же время возникло желание предупредить его, что он может зайти слишком далеко. С тех пор как они виделись в последний раз, он уже дважды, хотя и на короткое время, ложился в больницу. Он принялся ее успокаивать и в результате, как всегда, утомил. Мозг его был перегружен, как и «Тайные могильники Лондона» — рукопись, которую он подготовил для «Крейдл-Пресс» и которая нуждалась в радикальной правке, потому что он попытался вместить в свое скромное сочинение слишком много материала. Мистер Фруэр предложил, чтобы Дэвид разделил книгу на два тома, но аванс не удвоил. Вчера вечером в пабе Дэвид спросил у нее, не завести ли ему литературного агента. За каждую из семнадцати книг, написанных им для «Крейдл», он получил от двухсот до двухсот пятидесяти фунтов, поскольку терялся при составлении контракта. Мэри посоветовала ему обратиться к Джозефу Киссу. Театральный или литературный агент — разве это не одно и то же?
Ответ его разочаровал.
— Сестры Скараманга говорят, что Джозефа надули на несколько тысяч. Что в лоб, что по лбу. Это все равно что вписать в платежку лишнего человека.
— А если он заключит для тебя выгодный контракт? — И она поцеловала его, чтобы сменить тему.
Он входил теперь в так называемую группу за равноправие, встречи которой проходили по средам в пабе на Москоу-роуд. Он перестал верить в политические партии и, описывая наступающую эпоху, уверял ее, что новое тысячелетие отнюдь не за горами. Его идеализм заразил ее, и она согласилась прийти на заседание группы при условии, что с нею пойдет и ее подруга Джудит. Мэри не хотелось, чтобы он подумал, будто ее готовность пойти куда-то вместе с ним означает ее намерение возобновить связь. Ей вполне хватало и Джилберта Долмана. Она встречалась обычно по выходным. Он был нетребователен и сам удивлялся тому, что она готова тратить на него столько времени. С хорошим чувством юмора, но выглядел старше ее, хотя ему было тридцать шесть, а ей сорок. Носил галстуки, опрятные спортивные куртки и брюки. У него были светлые волосы и очки на носу, и он играл на гитаре в полупрофессиональном танцевальном оркестре. Кроме того, он был директором магазинчика джазовых записей в Хай-Холборне и, главное, не имел никакого желания вмешиваться в ее жизнь. Единственной его мечтой было съездить в Новый Орлеан, «пока жив». К тому же он был самым аккуратным из всех мужчин, которых она когда-либо знала, и в настоящее время именно эта его черта особенно устраивала ее.
Расправившись с коркой, Гриффин каркнул. Она наклонилась вперед.
— Что, птичка?
Снова каркнув, Гриффин подошел на один или два фута ближе. Сможет ли она вступить в контакт с этим крошечным мозгом? Из сумрачной тени на нее пахнуло запахом ржаного хлеба и тоской.
— Не понимаю.
Мимо прошел посыльный в форменной фуражке, с серебряной цепочкой у левого плеча. Услышав, что она что-то сказала, он ответил:
— Да, в самом деле. Чудесное утро! — И вскинул в знак приветствия руку в перчатке.
29 
