92 
— Приготовлю-ка я себе чашечку чая. А ты не хочешь?
На ней была голубая французская блузка и старая бежевая юбка. Лицо немного покраснело на воздухе.
— Давай лучше я приготовлю. Я ведь ничего не делала.
— Что ты собираешься делать из этих кусочков? Подушки?
— Нет, — решительно сказала Бет. — Они нужны викарию для благотворительного аукциона. Помочь фронту.
— О, их быстро расхватают. Какие вышивки. Но как-то жалко.
— Они чудесны. Помнишь Джека? — Она взяла в руки одну вышивку.
Кохинхинский петух Джек с золотым и желтовато-коричневым окрасом был их третьим призером.
— Какой характер! — Хлоя прошла к валлийскому шкафчику и достала нюрнбергскую чайницу. — Миссис Кокер уже открыла. Ты видела?
— И нюхала. В этом году нам повезло. — Бет стряхнула со своего цветастого летнего платья какую-то ниточку.
Хлоя внесла большой деревянный поднос с заварочным чайником, накрытым красной вязаной куклой, двумя чашками, старой французской фарфоровой сахарницей, двумя тарелочками, стаффордширским молочником в форме коровы, а также рождественскую коробку печенья с танцующими на крышке Арлекином и Коломбиной. Бет отодвинула корзину с вышивками, дав Хлое возможность поставить поднос и придвинуть ближе свой стул. Потом обе глянули на раскрытое окно и глубоко вздохнули.
— Невозможно поверить, что война все еще продолжается. — Хлоя налила в каждую чашку молока.
Оба их брата погибли в восемнадцатом году, а жених Хлои — в двадцать первом году в Румынии, в бою с русскими. Каждый раз, когда им приходилось касаться темы войны, они обычно называли ее не иначе как «весь этот бред». Девять лет жизни в относительной изоляции в «Прибрежном коттедже» подарили им ощущение неуязвимости. Вход в коттедж трудно было отыскать даже с бечевника, а единственные высокие кованые ворота вели непосредственно к ступенькам лодочного пирса. Случайные прохожие очень удивлялись, бывало, видя, как ялик Скараманга выходит в канал и направляется в сторону Малой Венеции. Несколько лодочников, все еще обслуживавших канал, оказывали им сердечное покровительство, а работники Газовой компании, озабоченные тем, как бы избавиться от двух чокнутых дам, которые выращивают цыплят, понимали, что сестры Скараманга находятся под опекой «речных угольщиков». Не подозревая об этом, сестры Скараманга считали «электриков» вполне вежливыми и порядочными, и лишь иногда Бет жаловалась руководству компании, что мужчины, работающие на газгольдерах, нарушают, как ей казалось, ее уединение.
Бет Скараманга подняла чашку и задумалась. Хорошая погода в начале сентября всегда напоминала ей о чем-то, о чем ей не слишком хотелось вспоминать.
— Когда будет аукцион?
В лучах льющегося из окна света, смягчавшего ее резковатые черты и подчеркивавшего красоту губ, Хлоя была очень похожа на отца. Что касается Бет, то овалом лица и волнистыми каштановыми волосами она походила на мать, хотя в остальном напоминала сестру. Свои чудесные светло-рыжие волосы Хлоя унаследовала от Хаквудов. Золотые «колдовские» глаза были описаны еще Попом после встречи с Каролиной Хаквуд, когда он гостил у Холландов. Гордясь, что у сестры такие глаза, Бет повесила в их маленькой гостевой спальне портрет Флоренс Хаквуд, для того чтобы гости могли обнаружить сходство, и при любом удобном случае расхваливала внешность сестры. Зная, что и сама она довольно красива, она понимала, что ей не хватает оригинальности и что в свои тридцать шесть она выглядит не так потрясающе, как Хлоя в свои тридцать девять. Вспомнив их общие победы, она улыбнулась. Их было столько, этих покоренных мужчин, что сестры иногда становились предметом сплетен. Часто эти слухи возникали совершенно беспочвенно, но она наслаждалась своей дурной репутацией, ибо та давала ей определенную свободу. Еще неизвестно, как сложилась бы ее жизнь, если бы она осталась в Париже, когда Джей укатила в Италию со своим морячком. Она не могла себе представить, что была бы более счастлива, чем теперь. И ей так или иначе пришлось бы в конце концов вернуться домой, после того как немцы вошли в Париж. Бет совсем не удивилась тому, что французы сдались. Для нее они всегда были варварами, разве что с манерами и вкусом, но грубыми и заносчивыми, такими же, как их враги. Она все еще любила Париж, но издалека.
Ее сестра внезапно рассмеялась:
— Бетти! Где ты витаешь?
— Кажется, я думала о том, как нам повезло, что у нас так много собственной еды. Можем есть яйца каждый день, когда захотим, а не захотим, так продадим по хорошей цене. Хотя я еще не вполне уверена в мистере О'Кифе.
92 
