Мы подошли к «лодочкам».
– Заходи. – Данька ждал, пока я поднимусь по ступенькам и встану напротив него.
– Крепче держись, а то вылетишь, – предупредил он. Я поудобнее обхватила толстые железные канаты. Пожилой карусельщик убрал доску, удерживающую лодку и качнул нас пару раз.
Данька принялся глубоко ритмично приседать, увеличивая амплитуду колебания лодки. Лодка взлетала все выше и выше. Мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Я уже начала думать, что мы достигли предела возможности старых качелей, но мой партнер выжимал из них все больше и больше. Вскоре наши взлеты достигли того уровня, когда нос лодки оказывался вертикально направленным в землю, а наши тела – горизонтально парили над ней. Лодка со свистом прорезала воздух, мое тело потеряло вес, и я удерживалась только потому, что намертво сцепила пальцы на канатах. Однако мои каблуки при каждом новом взлете предательски отрывались от скамейки. Я уже не могла видеть лица Даньки. Мои волосы превратились в ветер, они хлестали меня по щекам и глазам, взлетая рыжей гривой или уносясь назад конским хвостом. Ободок, удерживающий их, давно упал и валялся, должно быть, где-то на земле. Снизу кричали несколько голосов, но я не могла разобрать слов, ветер свистел у меня в ушах, потом их совсем заложило.
– Хватит, – умоляла я своего мучителя, – хватит, остановись!
Но мы продолжали летать, и летали, летали…
Внезапно я почувствовала резкий удар, больно отозвавшийся в предплечьях. Колени стали ватными, а тело, сразу обретя вес, словно потеряло опору и обвисло, держась на сведенных судорогой руках. В голове стоял звон. Сквозь него я слышала, как карусельщик ругает Даньку, а тот коротко огрызается.
– И чтобы я тебя больше не видел!
– Да ладно…
– Иди, иди!
Я с трудом разжала пальцы. Содранные ладони горели, ноги не слушались. Постояв неподвижно где-то полминуты, я кое-как забросила назад волосы и сделала первый шаг из лодки.
– Твой ободок, – Генка очутился рядом и протянул мне мою потерю. – Я думал – вы убьетесь, – тихо добавил он.
Я с трудом выбралась из лодки, натянув на лицо улыбку. Данька стоял внизу, у ступенек, и смотрел, как я надеваю на голову ободок.
– Ты похожа на Аленушку, нет, на колдунью… Я фильм смотрел, старый… – Он подал мне руку, когда я спускалась.
– Ишь, Дон Жуан хренов, – хмыкнул карусельщик.
– Почему ты ничего не сказала? – спросил Данька.
– А что я должна была сказать?
– Ну, ты могла попросить меня, чтобы я остановился. А то я так раскачался, что думал: сейчас «солнышко» сделаем. Сам испугался. А ты молчишь.
– Хотел напугать меня? Ладно, Дань, все было замечательно, можно сказать – незабываемо! – наконец-то мне удалось засмеяться. – Но на «лодочки» я с тобой больше не пойду.
– С ума все посходили, – пробурчала недовольная Наташка.
В тот вечер мы долго гуляли по пустым улицам поселка. Сидели на школьном дворе, болтали ни о чем, а мне очень хотелось, чтобы Генка с Наташкой поскорее ушли по домам, а мы бы с Даней остались вдвоем… В конце концов мы все вместе проводили Наташку, а потом пошли провожать меня. Генка ни за что не хотел отстать и упорно шел сзади, время от времени пытаясь вступить в разговор.
Мы расстались у калитки, благоразумно пожелав друг другу спокойной ночи. Я ждала до последней секунды и дождалась.
– Да! – Данька словно только что вспомнил. – Предлагаю устроить небольшую вечеринку, вы как?
Я замерла, Генка замялся. Зато Даньку словно прорвало:
– Через три дня! Три дня меня не будет, я в деревню поеду, коров пасти.
– Чьих коров? – удивилась я.
– Общественных. В деревне, где живут мои дед с бабкой, коров пасут по очереди все жители. Но дед с бабкой старые, болеют, поэтому, когда приходит их очередь, коров пасу я.
Я с сомнением посмотрела на его щегольской джинсовый костюм, перевела взгляд на руки.
– Да не сомневайся, Кира, – Генка засмеялся, – я тоже пасу, куда деваться!
– Ладно, ближе к делу, – перебил его Данька. – Все свободны через три дня?
– А где будет вечеринка? – спросила я.
– У моей бабушки.
– В деревне?
– Нет, у другой бабушки, – улыбнулся Данька. – В деревне живут мамины родители, а папина мама – в поселке… Часиков в шесть всех устроит?
Мы согласились.
Я вошла в совершенно темный двор и уселась на крыльцо, чтобы вернуть себе хоть малую толику былого спокойствия и дать возможность своим бешено скачущим мыслям угомониться.