– Что со мной? – спрашивала я сама у себя. – Ты случайно не влюбилась?
– Нет, этого не может быть! – сама же себе и отвечала.
– Не будь такой самонадеянной!
– Я? Нет, никогда! Ведь скоро уезжать… Ничего страшного, легкое увлечение…
Я дышала ночью, ее звуками и запахами, и внутри меня была ночь – жаркая и темная. Она начала свой отсчет, оставалось без каких-то минут три дня.
Глава 7
Вечеринка
Утро и весь вожделенный третий день я готовилась, используя все доступные мне средства: вымыла голову, тщательно продумала свой наряд: после долгих раздумий и примерок я остановила свой выбор на совершенно неприличном красном топе, открытом со всех сторон, и узкой джинсовой юбке. Все это я выгладила старым бабушкиным утюгом, ежесекундно рискуя. Характер утюга был непредсказуем. Он гладил только в одном положении, когда был на «максимуме», но в том-то вся и беда, утюг разогревался докрасна, и чтобы его остудить, приходилось выдергивать шнур из розетки. Я страшно нервничала, но мне все-таки удалось сладить и с утюгом, и с юбкой.
К вечеру меня уже изрядно лихорадило, и это мешало довести макияж до того завершающего штриха, который обязан был превратить меня из обычной молоденькой девушки в некую искушенную жизнью роковую женщину.
Но ровно за час до назначенного времени я была готова, оставалось только нервничать и ждать телефонного звонка. Он ударил по моим напряженным нервам, как электрический разряд. Правда, мне хватило самообладания лениво протянуть в трубку:
– Да-а? Это я… Помню… Да, мы скоро будем. – Я почти умирала. Ни в чем не повинная трубка полетела на рычаг, я метнулась вон из дома, кинув бабушке обычное и никогда не выполняемое: буду не поздно.
С Наташкой мы встретились на углу. Взялись под руки и отправились, стараясь сохранить те капли достоинства, что еще пробивались в наших неискушенных мозгах. То и дело ускоряли шаг, но, спохватившись, одновременно сбавляли темп и все время судорожно подхихикивали.
– Надо опоздать, – все время твердила я, – хоть на несколько минут. Надо опоздать…
Наташка соглашалась со мной, поэтому мы уселись на скамейку у незнакомого дома, стараясь высидеть хоть немного из этих самых минут. Мы обе твердо помнили: знающие себе цену девушки всегда опаздывают.
В итоге нам это удалось. Мы подошли к дому, где жила бабушка Даньки, спустя десять минут, после назначенных шести часов вечера.
Дом был двухподъездный и двухэтажный. В квартире у бабушки даже имелся балкон. На этом балконе я и увидела поджидавших нас ребят: Генку, Даньку и Генкиного закадычного дружка Вовку. Кавалеры принарядились ради такого случая: Генка даже надел костюм с галстуком. Но мой взгляд был прикован к Дане. Он стоял у самых балконных перил и, увидев нас, слегка наклонился вперед, что-то крикнув о нашей непунктуальности. Но не это сейчас волновало меня; я остановилась как вкопанная, – в голове у меня словно сложилась не дававшая покоя головоломка: я узнала своего принца из сна.
Дело в том, что я познакомилась с Данькой раньше, чем увидела и узнала его. Он мне приснился.
Зимней крещенской ночью я увидела лето: вторая половина жаркого дня; и дорожка, и заборы, все утопало в вишнях, – блестящие багровые капли на темном, запыленном изумруде. Калитка в зеленых воротах открылась, и он вышел оттуда – тоненький темноволосый мальчик с бархатными глазами…
@INT-20 = Наташка дернула меня за локоть, помахала в ответ ребятам другой рукой и ответила ожидавшим, что начальство не опаздывает, а задерживается. Не слишком умно, но все же лучше, чем ничего.
Мы вошли в темный подъезд с деревянной лестницей и поднялись на второй этаж. Дверь справа открылась, Генка заметил первый:
– Красный верх, синий низ, – вы что, договорились?
Одетый в бордовую рубашку и синие джинсы Даня сострил:
– Нет, мы почувствовали друг друга.
Мы пили коктейли, танцевали, а потом Данька взял гитару и спел о цветах, которые он положит под окнами у любимой в полночь, а сам тихо удалится, чтобы она на заре нашла эти цветы…
Он пел и смотрел на меня, а мне казалось, что это он так объясняется мне в любви, словами чужой песни.
Я таяла в лучах бездонных бархатных глаз, как кусок сахара в свежезаваренном чае.
– Останься, – шептал Даня одними губами.
Я качала головой. Нет, я не могла остаться. Не могла… Я даже не обиделась. Так надо, да, так надо, шептать девушке одними губами «останься», чтобы услышать «нет».