– До наступления Долгой Войны?
– Да, до ее наступления. В то время мы уже не могли вмешиваться в Гобелен: только направлять умы, а не владеть телами. Нам нужен был новый Разрушитель. И он не замедлил появиться. Из боли и страха новой Обреченной. О, как она не хотела умирать! Ее крики до сих пор звучат у меня в ушах… В этот раз мы действовали иначе, с самого рождения не делая тайны из способностей и возможностей, обучая и наставляя. Но он был нужен именно, как орудие, и… чувствовал это. Потому с радостью Ушел, как только представилась возможность. А мы… мы не смогли ему отказать.
– Потому что в противном случае он уничтожил бы вас всех?
– Конечно. Он мог это сделать. И даже хуже: был готов. Но смог укротить свою ярость и смириться со своей болью. В обмен на чужую жизнь.
– Если Нэмин’на-ари можно назвать живой.
– Ты знаешь? – усталое удивление.
– Да.
– Откуда?
– Я… мне было видение. Я присутствовал при том, последнем разговоре, когда один из драконов превратился в прах.
Гани прикрыла глаза.
– Тогда мои объяснения излишни… После смерти этого Разрушителя я не могла больше оставаться в своем Доме. Я, так и не обзаведшаяся наследниками, до ужаса боялась иметь детей. Жить в страхе и ожидании смерти невозможно. И я отказалась от своей Сути. Выбрала одну из молодых рас и растворилась в ней. Боги приняли мою жертву. И теперь у меня не один ребенок, а… целый народ.
Она произнесла это, как настоящая мать. Гордо и с бесконечной нежностью. Так, что я почувствовал острую зависть. К целому народу, у которого есть такая защитница.
– Они называют меня Г’ханиш Гаар’д-нэф.
– «Мудрая женщина, которая знает очень много и еще чуть-чуть»? Так и есть.
– Большие знания – большие беды, – вздохнула Гани.
– И нехватка знаний – тоже беда… Спасибо, что рассказали. Подозреваю, что некоторые детали упущены, но я не в обиде. И этого хватит с лихвой.
– Чтобы принять решение? – сочувственный взгляд из-под тяжелых надбровных дуг.
– Чтобы не жалеть о сделанном выборе. Но почему такое странное приветствие?
– В первые годы жизни здесь я рассказала одному старому гройгу свою историю. То есть, не свою, а историю Разрушителя. И знаешь, что услышала в ответ?
– Догадываюсь.
– Старик хотел сказать этим, что каждый, независимо от того, обладает ли могуществом, или же слаб и беспомощен, должен принимать свою судьбу с честью. И нет ничего постыдного и ужасного в том, чтобы примириться с обстоятельствами. Все лучше, чем воевать…
– Он был очень умным гройгом.
– О да! И очень веселым. Потому что потом подмигнул мне, добавляя: «Но некоторые Пути мы чертим сами. Иногда – даже назло себе!»
Я улыбнулся. Надеюсь, что не слишком грустно. Было бы жаль напоследок расстраивать эту добрую женщину.
Найо вышли из пелены тумана и остановились чуть поодаль, всем своим видом выражая ожидание.
– Мне пора.
– Можно было бы пожелать тебе «счастливого пути», но я поступлю иначе, – Гани встала, отряхнула широкую юбку, выпрямилась, расправляя плечи, и сказала, тихо и просто: – Да грядет Разрушитель по начертанному Пути.
Я поднялся следом, посмотрел в теплые, странно поблескивающие глаза и ответил:
– Да грядет.
Она качнула головой и ушла. А я окликнул своих стражей:
– Поправили здоровье?
– Как приказали.
– Как пожелали.
– Готовы к маленькому путешествию?
– И не только к маленькому.
– И не только к путешествию.
– Тогда отправляйтесь домой. Да не забудьте захватить меня.
Бросаю последний взгляд на каменные стены, которые оказались уютнее, чем самый роскошный дворец. Жаль, что вернуться не получится. Но думаю, Гани поймет и одобрит мое решение. А остальные… Их дело. Что хотели, то и получат. И пусть только попробуют быть недовольными!
Пора на покой, драгоценная.
«Но он не будет долгим?…»
Не будет. Мне вообще не дают отдыхать. Споешь колыбельную?
«Если хочешь…»
Красивую и добрую?
«Других не знаю…»
И она начинает петь, закутывая меня в слои Савана, как мать, пеленающая ребенка. С привычной любовью, временами бывающей чересчур суровой. Но ведь всем известно, что только по-настоящему любящее сердце может быть строгим к предмету своей любви…
Меня не беспокоили, и за это я был искренне благодарен. Всем, без исключения. Саван плавно перетек в крепкий сон, и когда мои глаза открылись, мне не нужны были дополнительные средства, чтобы почувствовать себя хорошо. Ну, относительно хорошо, конечно, потому что ничего по-настоящему «хорошего» в сложившихся обстоятельствах нет.